 ТАМАЗ ГЕРСАМИЯ автор монографии о Джованни Скудиери. Джованни Скудиери, итальянец по происхождению, один из наиболее известных тбилисских архитекторов XIX века оставил значительный след в истории развития архитектуры города. Несмотря на это мы о нем мало что знали. Поэтому нам хотелось полнее представить его творческую деятельность, описав и ту реальную действительность, тот исторический фон на котором она протекала. Родился Д. Скудиери в 1816 году в городе Лугано (Швейцария) откуда была родом его мать и где 21 июня 1814 года сочеталась браком с Бернардо Скудиери. Отец Джованни — был дворянином, офицером-поручиком, находившимся на службе у «Итальянско-австрийского правительства» и служил в Инвалидном доме в г. Падуя. Принимая во внимание,что фамилия – «Скудиери» в переводе с итальянского означает оруженосец, и то что Бернардо Скудиери был военным не должно нас удивлять. Трое из четверых братьев Джованни были связаны с военной службой. Антонио полковник генерального штаба (австрийской службы), Джузеппе — майор пехотного полка Гольштинского герцога, Карло — чиновник Военного инвалидного дома в г. Падуя и только Луиджи, видимо, был гражданским чиновником. У Джованни были еще две сестры, Лучия и Эмилия, из которых младшая (Эмилия) родилась в 1835 году, т. е. уже после отъезда Джованни в Одессу. Мать Джованни – Анджела Торричелли, как уже отмечалось, была уроженкой г. Лугано, дочерью купца Джованни Торричелли.
В Центральном историческом архиве Грузии хранится около десятка архивных дел в которых упоминается архитектор Джованни Скудиери. В одном из них имеется и документ выданный 5 сентября 1837 года в г. Падуя. Согласно переводу (перевод с итальянского и латинского на русский) — метрическое свидетельство выдано в Лугано 14 февраля 1817 года. Вот, что в нем записано: «Я нижеподписавшийся удостоверяю, что сие находится в церковных книгах у этой парафии полу-соборной церкви Св.Лоренцо в следующем регистре и выписано слово в слово: — лета тысяча восемьсот шестнадцатого 12 июня, я Бернард Сантина, каноник крестил младенца, родившагося от г. Бернарда Иванова сына Скудьер, венецианец, служащего в военной службе Итальянско-Австрийского правительства и от г-жи Ангелии Ивановой дочери Торричели, живущих в сем городе и которому дано имя Иван Петр Баптиота; восприемником был г. Иван Иванов сын Батиста Тривиоли, в Лугане. В удостоверении чего подписываюсь. Каноник Бернард Сантина в Лугане». Наряду с этим отмечено, что «Общество в Лугано удостоверяет сию подпись его преподобия Д. Бернарда Сантина. Лугано 3 апреля 1823 года.» Из этого следует, что Д. Скудиери родился в 1816 году. Это довольно значительный документ, поскольку в специальной литературе, где упоминается Джованни Скудиери, встречаются и другие даты его рождения. В частности, 1817 год, который, конечно, должен быть исключен, если учесть, что в метрическом свидетельстве точно указано, что его крестили уже 12 июня 1816 года. Можно допустить что он родился в 1815 году. Но в другом архивном документе, выданном на его имя (Австрийский императорский королевский паспорт), который датирован 14 ноября 1831 года указано, что ему пятнадцать лет. Кроме того, обряд крещения обычно происходит в течение первого месяца после рождения ребенка, поэтому трудно допустить, что в начале XIX века, ребенок из традиционной католической семьи оставался некрещенным до 6 — 7 месячного возраста. И, наконец, самый существенный довод это то, что в 1815 году, 25 апреля в г. Бергамо родился его старший брат Карло Скудиери. Последнее обстоятельство исключает 1815 год в качестве даты рождения архитектора. Принимая во внимание вышесказанное, 1816 год как дата рождения Джованни Скудиери уже не может вызывать сомнений.
Архивные данные позволяют предположить, что семья Скудиери в основном жила в г. Падуя, в частности по улице Санто (Виа дель Санто), 37. Кстати, уже здесь в Падуе, родились остальные братья и сестры Джованни. Исходя из этого становится понятным, почему Д. Скудиери учился именно в Падуе, в Императорском королевском высшем училище. Об этом свидетельствует следующий архивный документ, представляющий собой перевод с итальянского на русский: «Венецианское правительство. Провинция Падуя. Правление Императорского королевского высшего училища.» Этот документ «свидетельствует, что Иван Бернардов сын Скудьер был записан в 1831 схоластическом году в числе воспитанников 2-го корпуса 4 класса, и слушал постоянно лекции, который показал хорошие познания в физике, высшей математике, в рисовании, а особенности в архитектуре, при хорошей нравственности; в чем выдается сие в следствии пребывания его родителя. Из Императорского королевского Высшего училища. Падуя, 7 сентября 1837 года. Директор Бианки.» Наряду с этим, имеется еще один архивный документ, связанный с учебой Д. Скудиери. Это также перевод с итальянского на русский и представляет собой свидетельство, выданное в Падуе 4 сентября 1837 года. В нем сказано следующее – «Нижеподписавшийся свидетельствую, что г. Иван Скудьер из Падуи, занимался в моей канцелярии в течение всего 1831 года, возложенные на него поручения относящиеся до инженер-землемерства и архитектуры исполнял всегда в точности и показал себя способным в знании этой науки. Инженер Пиетро Бузинани.» До сих пор было известно, что Джованни Скудиери в 1837 году прибыл из Италии в Одессу, где был «назначен» в Одесский Строительный комитет вольнопрактикующим архитектором. Эта дата отмечается во многих документах, которые в той или иной форме связаны как с биографией, так и с творческой деятельностью архитектора. Так, например, в формулярном (служебном) списке Д. Скудиери (О службе и достоинствах исправляющего должность городового архитектора Скудиери), который был начат 6 марта 1846 года в Тбилиси (до — 1936 г. Тифлис) записано – «По изучении в высшем Императорско-королевском училище в гор.Падуе наук выпущен из онаго в 1831 году как явствует из Аттестата, выданного ему от Директора того училища 7 сентября 1837 года. Из аттестата видно, что он показал хорошие познания в математике, физике, рисовании, а в особенности в архитектуре. По выпуску с училища практиковался в городе Падуе при Городовом инженере г. Бузинане, от которого имеет установленное свидетельство от 4 сентября 1837 года. По прибытии в Россию определен (24 августа 1837 г.) в Одесский Строительный комитет вольнопрактикующим архитектором.» Фактически тоже самое отмечено и в таком хорошо известном и серьезном источнике, как – «Акты Кавказской археографической комиссии» (том XI, Тифлис, 1888) – «Архитектор Скудиери, родом Итальянец, кончил курс наук в 1831 году в высшем императорско-королевском училище в гор. Падуе, в бывшей Ломбардо-Венецианской провинции. Прибыв в 1837 году в Россию, он был определен вольно-практикующимся архитектором в Одесский Строительный Комитет…». Запись в одном из архивных документов от 16 июня 1847 г. также гласит: «прибывший из Италии в Одессу иностранец Скудиери был в 1837 назначен в Одесский Строительный Комитет.» Тот же, а именно 1837 год, как год приезда Д. Скудиери из Падуи в Одессу, согласно сайтам, посвященным истории развития архитектуры города, принят и в Одессе.
Приведенные архивные сведения вроде бы не должны были вызывать никаких сомнений в их достоверности. Несмотря на это, те сведения, которые были связанны с его учебой, или приездом в Одессу, вызывали у нас какое-то чувство неудовлетворенности. Это было вызвано тем, что в них, на наш взгляд, встречались отдельные противоречия, что способствовало возникновению определенных вопросов. Во-первых, выданный из Высшего училища документ «свидетельствует, что Иван Бернардов сын Скудьер был записан в 1831 схоластическом году в числе воспитанников 2-го корпуса 4 класса», но не упоминает о том, что он в этом же году окончил указанное училище. Да и вообще, в нем не указана дата, когда он его окончил, хотя свидетельство было выдано в 1837 году, т. е. тогда, когда он, как можно было предположить, уже должен был его окончить. В тоже время, в формулярном списке архитектора записано, что «По изучении в высшем Императорско-королевском училище в гор. Падуе наук выпущен из онаго в 1831 году как явствует из Аттестата выданного ему от Директора того училища 7 сентября 1837 года». Если он в 1831 году окончил Императорско-королевское высшее училище, то почему это не указано в выданном свидетельстве. Если он продолжил учебу?, то когда же ее окончил? Не говоря уже о том, что он делал между 1831 и 1837 годами? Наряду с этим: «По выпуску с училища практиковался в городе Падуе при Городовом инженере г. Бузинане от которого имеет установленное свидетельство от 4 сентября 1837 года». Действительно, инженер П. Бузинани свидетельствует, что Д. Скудиери «занимался в моей канцелярии в течение всего 1831 года» и это подтверждено соответствующей подписью и печатью, правда, не упоминая при этом «По выпуску с училища» и почему-то в 1837 году. Как мы видим, в вышеприведенных архивных документах, действительно имеются определенные противоречия, все это довольно запутано, что требовало своего объяснения. Ясности не удавалось достичь, пока не был обнаружен архивный документ, который помог многое объяснить. Этот документ представляет собой заграничный паспорт Д. Скудиери. На сей раз, это перевод с немецкого: "Вена 14 ноября 1831 г. Австрийский Императорский Королевский паспорт М. П. Для сына Ивана Императорского королевского поручика инвалидного дома в Падуи Бориса Скудьер. "Здесь же даются сведения о Джованни Скудиери, а также его словесный портрет: "Лет 15. Вероисповедания католического. Росту малого. Лицо кругловатое, Волосы темнорусые, глаза голубые, Рот большой, Нос правильный немного островат. Особые приметы (не указаны, видимо их нет.— Т.Г.). Здесь же приведена собственноручная подпись: «Иван Скудьер.’’ И – наконец — самое интересное и надо сказать, неожиданное, что – „податель едет из Падуи морем в Одессу. Срок настоящего паспорта три года“. И далее: „Именем Его Австрийского Императорского Венгерского и Богемского Королевского и Апостолического Величества и проч. проч. Своим чиновникам приказываем а иностранных просим предъявителю сего сыну Императорского Королевского поручика, чинить свободный пропуск, а в случае надобности оказывать пособие.“ Последний абзац приведен с целью, чтобы еще раз убедиться в том, что речь действительно идет о Джованни Скудиери и при этом, как видно, путешествующего в одиночестве. Записи в паспорте указывают на то, что 23 июня 1832 года он был в Смирне, в Императорско-королевском генеральном консульстве, где было отмечено, что годен на проезд в Одессу „чрез Константинополь на греческой бригантине, Шкипер Никосиос Алесандро“. Последняя запись сделана в Константинополе, 1 августа 1832 года, где он явился в Императорскую Королевскую миссию при „Порте Атаманской“, где также было зафиксированно, что годен на проезд в Одессу. Принимая во внимание эту запись, можно с определенной уверенностью сказать, что в Одессу он должен был прибыть уже в августе того года. Следует отметить, что хотя до сих пор было распространенно мнение, правда со ссылкой на архивные записи, что датой его приезда в Одессу являлся 1837 год, вышесказанное довольно убедительно убеждает нас в том, что в действительности его приезд в Одессу состоялся не в 1837 году, а в 1832 году. Забегая вперед можно сказать, что это не был кратковременный визит. Несомненно возникает вопрос, зачем и почему он в это время оказался в Одессе? Для того чтобы ответить на эти вопросы, поиски пришлось продолжить. Можно считать, что и в этом случае все прояснилось и стало на свои места после обнаружения еще одного архивного документа, на основании которого уже можно было сделать определенные выводы. Письмо, посланное 26 сентября 1845 года Д. Скудиери из Одессы в Тбилиси, князю М. С. Воронцову, было получено последним 12 октября 1845 года. В нем Д. Скудиери пишет: „Ваше Сиятельство! Родной дядя мой, умерший арх. Торричелли, имел счастие прослужить более 18-ти лет в виду Вашего Сиятельства и удостоился пользоваться особенным вниманием Вашим,… Ваше Сиятельство как истинный просвещенный ценитель дарований, всегда отличали дядю моего на поприще его службы. Разделявши труды покойного Торричелли по архитектуре сряду около 11 лет…“. К этому письму мы еще не раз вернемся, хотя из этого отрывка уже можно было догадаться, что речь идет об известном одесском архитекторе Торричелли, который как выясняется из этого письма, был родным дядей Джованни Скудиери.
Джордано, Джорджио, Георгий Иванович Торричелли (1800-1843), получив образование, приехал в Одессу из г. Лугано. Одесские источники дают различные даты его приезда в Одессу – 1823, 1824, 1825 и даже 1826 год. Согласно данным письма Д. Скудиери, это должен был быть 1825 год, конечно, принимая тут во внимание то обстоятельство, что точная дата приезда в Одессу его родного дяди должна была быть ему известна. По приезде в Одессу Джордано Торричелли служил в должности „арх.помощника“, а затем сделался городовым архитектором. Одесские сайты, посвященные истории архитектуры города, называют его выдающимся одесским архитектором, и это не удивительно, так как Д. Торричелли уже в конце XIX века упоминается в числе тех архитекторов, которые внесли свой значительный вклад в дело развития архитектуры города. „Одесса – отличается значительным числом роскошных зданий, выстроенных в классическом, романском и др.стилях; архитекторами-художниками – Фраполи, Далаква, Торричелли, Боффо, Моранди, Оттоном, Кокленом, Гонсиоровским и др.“ (Брокгауз и Ефрон, Т. XXI-а, 1897, стр. 726, статья). Среди многочисленных построек Джордано Торричелли можно отметить – дом Луки Камо, т. н. дворец Камо на Тираспольской площади (1830-е годы), здание бывш. Английского клуба (Ланжероновская ул.,6), конкурсный проект Старобазарной площади, признанный лучшим (1832 г., осуществлен в 1830-40-х годах), архитектурный ансамбль торгового назначения на Театральной площади – известный Пале-Рояль (начало 1840-х годов), собственный дом архитектора на Дерибасовской ул.,27 (1834-37), Сретенская церковь на площади Нового рынка (базара) – пятикупольный храм в византийско-русском стиле (1843–47, разрушен в 1930-е годы), за работами по сооружению которого после смерти архитектора „наблюдал“ Д. Скудиери. Кроме того, музей древностей в Керчи, на восточном склоне горы Митридата (1835 г., разрушен во время Крымской войны), церкви в Ялте, в селе Мошни (1830-40). Следует отметить, что такой относительно большой список работ Д. Торричелли приводится не без определенного умысла, поскольку он, вероятно, включает и те проекты, в которых в той или иной степени мог принимать участие Д. Скудиери. Ведь не без оснований же он пишет в вышеупомянутом письме - „Разделявши труды покойного Торричелли по архитектуре сряду около 11 лет…“. Вне всякого сомнения, что дядя его, Д. Торричелли, как архитектор дал ему очень многое, но при этом, принимая во внимание „хорошие познания“ и в особенности способности к архитектуре его племянника, т. е. Д. Скудиери, этому нельзя не поверить. Известно несколько семей художников Торричелли. Являются ли они родственниками „наших“ Торричелли или это просто однофамильцы, вопрос, на который нам ответить затруднительно. Известны росписи фресок братьев Джованни и Джузеппе Торричелли которые во второй половине XVIII века расписали собор Сан-Лоренцо в Лугано, где, как мы уже знаем, крестили Д. Скудиери; художник Фриделино Торричелли (1775-1837), который родился в Лугано и длительное время работал в России. И самое интересное, художник Джованни (Иван Захарович) Торричелли также из Лугано, который по контракту в конце 1810-х — начале 1820-х годов расписывал биржевую залу и интерьер городского театра. В Одессе его почему-то считают отцом Джордано Торричелли и, исходя из этого, именуют последнего Торричелли младший (такая информация встречается на сайтах Одессы, посвященных истории города). Исходя из этого, выходит, что он являлся дедом Джованни Скудиери. Но, как уже отмечалось, в одном из архивных документов указано, что мать Джованни Скудиери Анджела Торричелли (в различных документах в русском переводе ее также именуют Ангелия, Анжиолона), родившаяся в Лугано, в Швейцарии, была законной дочерью купца Джованни Торричелли. Принимая во внимание это обстоятельство получается, что художник Джованни Торричелли не мог быть ни отцом Д. Торричелли, ни дедом Д. Скудиери. Указанный документ, как и другие сведения о семье Скудиери, были посланы из Падуи „самими же“ Скудиери т. е. непосредственно членами этой семьи в дипломатическую канцелярию Наместника Кавказского в 1861 году, после гибели Д. Скудиери. Эти сведения не должны вызывать сомнений, тем более, что они были официально завизированы, поскольку причиной их посылки являлся юридический вопрос о наследовании имущества оставшемся после гибели Д. Скудиери.
Вернемся к письму Д. Скудиери к кн.М. Воронцову, благодаря которому многое удалось уточнить. Во первых,— цель приезда Д. Скудиери в Одессу, а также год его приезда, который, как выясняется, состоялся не в 1837 году, а в 1832 году. На это указывает и уже упомянутая фраза самого Д. Скудиери из этого письма о том, что „Разделявши труды покойного Торричелли по архитектуре сряду около 11 лет…“. При этом он использует именно слово „сряду“ т. е.подряд (см. Толковый словарь русского языка Ожегова С. И.). Прибавив к 1832 году (год приезда Д. Скудиери в Одессу), указанные в письме 11 лет, в течение которых он разделял „труды… по архитектуре“ вместе с дядей – архитектором Торричелли, получаем 1843 год, т. е. именно год смерти Д. Торричелли. Учитывая вышесказанное, здесь также можно сделать некоторые выводы. Д. Скудиери поступил в Императорско-королевское высшее училище в г. Падуе в 1831 году. Возможно, что до этого он учился в начальном училище или школе в Падуе, однако утверждать это трудно за неимением соответствующих данных. В том же 1831 году он „занимался“ в канцелярии инженера Пиетро Бузинани в той же Падуе, где „показал себя способным в знании этой науки“, а именно „инженер-землемерства“. За время своей учебы в Высшем училище он настолько ярко проявил свои способности к архитектуре, что подтвердила и практика у городового инженера Падуи т. е. Пиетро Бузинани, что стало ясно, что его истинным призванием является архитектура. Можно предположить, что семья, видимо, пришла к решению отправить его в Одессу к родному брату его матери, архитектору Торричелли, надеясь, что под его руководством он сумеет лучше овладеть профессией архитектора. Лучшего наставника для Д. Скудиери, наверное, нельзя было бы и найти. Не исключено и то, что здесь могли быть приняты во внимание и другие обстоятельства. Во первых, то, что в этот период Одесса интенсивно развивалась и строилась и в недалеком будущем могла предоставить широкие возможности для творчества самого Д. Скудиери. Ведь фактически создавался совершенно новый город, причем по европейским стандартам, в развитие которого внесли свой большой вклад одесские градоначальники — адмирал Х. де Рибас, Дюк де Ришелье и генерал-губернатор, граф Михаил Воронцов (в конце XIX века Одесса была уже четвертым по населению городом в Российской империи). Наряду с этим, кроме „родного дяди“, в Одессе того время было много представителей различных европейских стран, в том числе итальянцев, швейцарцев, среди которых были и архитекторы.
По прошествии нескольких лет, когда пришло время его „определения“ на службу, отец Д. Скудиери собрал и выслал ему все нужные документы, как на это указывается в свидетельстве, выданном директором Высшего училища Бианки – „выдается сие в следствии пребывания его родителя“, что, в свою очередь исключает даже теоретическую возможность поездки самого Д. Скудиери в Падую для получения нужных документов. Согласно существовавшего в то время в Российской империи законоположения, „нигде по городам недопускались к постройке зданий лица, неполучившие или звания архитектора или свидетельств от Академии художеств, либо от департамента строительства морского министерства, или департамента Главного управления путей сообщения и публичных зданий, что лица эти имеют достаточные сведения дабы заведовать работами“. Иными словами это означает то, что „чтобы иметь занятия по званию архитектора нужно выдержать экзамен“. Поэтому стала необходимой посылка из Падуи требуемых документов об учебе Д. Скудиери в Высшем училище и пройденной практике, которые были признаны достаточными для его занятия архитектурой. Хотя возможно, были приняты во внимание и положение Д. Торричелли в Одессе, его близость к М. Воронцову, а также способности Д. Скудиери. Как уже отмечалось, 24 августа 1837 года, Д. Скудиери был определен в Одесский Строительный Комитет вольнопрактикующимся архитектором. 8 апреля 1840 года по предписанию генерал-губернатора, тогда еще графа, Михаила Воронцова был „допущен“ к „исправлению“ должности архитектора в чертежной Одесского строительного комитета (в формуляре записано 3 мая 1840 года). Сверх своей должности городового архитектора при чертежной, с 31 мая 1844 г. по 31 декабря 1845 года он состоял членом по части искусственной в комитете построек для главного училища садоводства в Одессе. Вот, что пишет об этом сам Д. Скудиери в уже знакомом нам письме: „я удостоился, по соизволению Вашему, управлять чертежною Одесского Строительного Комитета, в качестве архитектора оной, с 1839-го года, и служба моя по этой части, которую продолжаю до сих пор, признана моим начальством полезною“. В связи с этим, нам, конечно, хотелось бы иметь более широкое представление о цели и характере деятельности чертежных строительного профиля существующих в то время. Известно, что в Российской империи в начале XIX века уже существовала Московская чертежная (ГСЭ, т. 11, Тб., 1987, стр. 95). К сожалению, нам не удалось получить интересующую нас информацию ни в энциклопедиях, ни в толковых словарях, кроме определения того, что чертежная – „помещение, где занимаются изготовлением чертежей“ (Толковый словарь русского языка онлайн). Что касается чертежной именно при Одесском Строительном Комитете, на одном из одесских сайтов, посвященных истории архитектуры города, имеются сведения о ее структуре и стоящих перед нею задачах. В 20–40 годах XIX века, принимаая во внимание необычайно интенсивное строительство, Одесса испытывала „острый дефицит в проектировщиках и чертежниках“, поэтому сочли, что чертежная или „такая школа-мастерская“, которая рассматривалась как аналог Cпециального учебного заведения архитектурно-строительного профиля „была необходима“. В чертежной или школе-мастерской Д. Скудиери выступал не только в качестве управляющего, которому „не раз приходилось отстаивать само право существования мастерской — средства для ее работы ассигновались крайне нерегулярно, да и размер их был невелик“, а также приобретать для нее инструменты, краски, бумагу, мебель, но, главное, и в качестве педагога, поскольку в „штатном расписании“ чертежной, было определено 8 ученических мест. Отбирались способные к „рисованию и математике“ юноши. „Им были положены оклады чертежников“, а также „преподавался курс строительных наук и архитектуры“. Чертежники оказывали большую помощь городским архитекторам, выполняя ежегодно огромное количество (по несколько сотен листов) чертежей. Среди них были такие крупные работы, как карты губерний, планы городов, планы городских сооружений. „По материалам, представленным инженерной командой генерала А. А. Лехнера, обмерам архитектора Д. Б. Скудиери, эскизам архитектора Ф. О. Моранди“ были выполнены чертежи опорного плана и предложений по развитию Одессы. В 1846 году Д. Скудиери отправился в Тбилиси и как отмечается „с этого момента, увы, чертежная стала приходить в упадок“. В 1858 г. за отсутствием средств чертежная была упразднена. Здесь наибольший интерес представляет деятельность Д. Скудиери в качестве педагога или наставника, как одна из составляющих частей его творческой биографии. Не лишена интереса и его практическая деятельность по составлению обмеров, что полагаем, подразумевает выполнение обмерных чертежей для составления планов городов.
„Сверх сего,— продолжает Д. Скудиери в своем письме,— в продолжении того времени составлено мною несколько как казенных, так и частных проектов по архитектурной части, удостоившиеся одобрения, и теперь окончены наблюдения за работами по сооружению церкви на Новом базаре и главного училища Садоводства“. К сожалению, так как у нас нет полного списка его работ в Одессе, мы не можем сказать, какие здания он подразумевает в этом письме. По имеющимся у нас сведениям в Одессе сохранились построенные по его проектам доходные дома по ул. Жуковского, 15 (1841 г.), по ул. Преображенской, 66 и 88 (1841 г.), а также магазин Скальковского по ул. Жуковского, 20 (1846 г.). Не сохранилось здание главного училища садоводства (1846 г.) в ботаническом саду, которое должно было служить „для приготовления совершенно знающих садовников, с полными как теоретическими, так практическими сведениями“. Как уже было отмечено, Д. Скудиери руководил строительством Сретенской церкви на Новом базаре, возводимой по проекту Д. Торричелли. Именно Д. Скудиери князь П. И. Гагарин поручил строительство своего театра в Одессе. В фондах Государственного архива Одесской области, „сохранились чертежи одноэтажного дома, предназначавшиеся театру“ (Летопись…). Особый интерес должны были представлять проекты инженерных сооружений, разработанных Д. Скудиери. Как отмечается, „смелостью решения и поразительной легкостью впечатляет неосуществленный проект подвесного моста через Карантинную балку“ (в центре города, протяженность балки была равна около 120 м.). Подвесной мост такой протяженности, по мнению специалистов, и в наше время считается довольно сложной технической задачей, не говоря уже о начале 1840-х годов. Не был осуществлен и проект Д. Скудиери водопровода для полива улиц Одессы морской водой, хотя проблема водоснабжения в то время остро стояла перед городом, чему способствовали тяжелые климатические условия, постоянная засуха и отсутствие достаточного количества воды для полива зеленых насаждений. Признано, что Д. Скудиери за время своей архитектурной деятельности в Одессе, внес весомый вклад в дело развития архитектуры городa, что позволяет одесситам поставить его имя в один ряд с именами известных зодчих города.
Имя Д. Скудиери часто упоминается вместе с именем Людвига (Луиджи) Камбиаджо (1812-1886), выходца из Милана, также архитектора-итальянца и австрийского подданного. Л. Камбиаджо, окончив университет в г. Павия (Италия) со степенью доктора инженерных и архитектурных наук, приехал в Одессу в 1838 году. В 1846 году Л. Камбиаджо, также как и Д. Скудиери, изъявил свое согласие на продолжение службы в Кавказском крае. Приехав в Тбилиси 12 мая 1846 года он был назначен на должность Каспийского областного архитектора. В дальнейшем он в основном занимался административной деятельностью. Можно сказать, что он известен нам не столько своей архитектурной деятельностью, а как отец известного тбилисского фотографа Дмитрия Ермакова.
В 1844 году Михаил Воронцов был назначен наместником Кавказа с оставлением прежних должностей. Он прибыл в Тбилиси 25 марта 1845 года. С назначением его наместником Кавказа многие из тех, кто работал под его началом в Одессе и которых часто именуют его сподвижниками, „потянулись“ вслед за ним в Тбилиси, среди них, был и Джованни Скудиери. Здесь вновь возникает необходимость цитирования уже известного нам письма, посланного Д. Скудиери 26 сентября 1845 года в Тбилиси, на имя М. Воронцову, которое объясняет нам, чем руководствовался он, выражая желание служить в Закавказском крае. „Но сколь ни лестно для меня все это (имеется ввиду его деятельность в Одессе.— Т.Г.), я однако ж пламенно желал бы иметь несколько обширный круг для показания моего усердия и моих способностей…приемлю смелость обратиться к Вашему Сиятельству со всенижайшею моею просьбою…назначить мне, по благоусмотрению Вашему, занятия по архитектурной части в новом Высочайше вверенном Вам крае…Иван Скудиери. Одесса. 26 сентября 1845 года.“ До этого, как видно из того же письма, он был занят „наблюдениями“, имеется ввиду руководил, за постройкой Сретенской церкви на Новом базаре и главного училища садоводства в Ботаническом саду. Принимая во внимание его согласие, 28 ноября 1845 года наместник Кавказа М. Воронцов пишет в Одессу исправляющему должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора: „по крайней необходимости здесь в архитекторе, сделать распоряжение об отправлении сюда (т. е. в Тбилиси) управляющего чертежною Одесского Строительного Комитета архитектора Скудьери, изъявившего желание служить в Закавказском крае“. Как следует из этого письма Д. Скудиери, одесский период своей деятельности, даже несмотря на очень высокую его оценку, в определенной степени, он все же рассматривал как подготовительный этап для будущих творческих успехов. Он чувствовал в себе и силы и способности для достижения этого. И что немаловажно, в его возможностях не сомневался и сам М. Воронцов, „как истинный просвещенный ценитель дарований“, который несомненно знал, его „истинную цену“, что впоследствии реально выразилось в том, что составление проектов всех значительных сооружений „в крае… возлагалось всегда на Скудиери“. 31 декабря 1845 года Д. Скудиери был уволен для определения исполняющим должность Тифлисского городового архитектора (в графе записано 22 января 1846 года). Он приехал в Тбилиси из Одессы 23 февраля 1846 года. 28 февраля 1846 года уже последовало назначение управляющего чертежной Одесского Строительного Комитета „архитектора Скудьери исправляющим должность городового архитектора“ Тбилиси, а 18 марта 1846 года он вступил в должность. Полагаем, что занимая эту должность, у него уже был определенный опыт и навыки к подобной деятельности. Имеем ввиду его работу в качестве управляющего чертежной Одесского Строительного Комитета и плюс к этому его совместную работу с его дядей, Джордано Торричелли, который в течение долгого времени был городовым архитектором Одессы. Вскоре после своего назначения исполняющим должность городового архитектора он подает докладную записку „об исходатойствованию ему 300 руб. сер. на наем чертежников и проч.“. Дело в том, что это была сумма определенная в жалованье помощнику городского архитектора, которого фактически у него не было. Поэтому он просил разрешения использовать эту сумму „как для найма на эти деньги вольных чертежников и кондукторов так и для частых разъездов по делам службы по городу и предместьям онаго“. Поскольку „этим пособием“, подчеркивал он, „я надеюсь не иметь остановки в своевременном выполнении возлагаемых на меня поручений наместника Кавказского и Строительною комиссиею разнородных поручений“.
Среди возлагаемых на него как городового архитектора обязанностей было т. н. “отбитие линий”, т. е. установление “красных линий” при новом строительстве, составление смет и проектов отдельных зданий, „освидетельствование“ перестроек, а также повреждений, в отдельных случаях же и приостановление строительства. 245 — оконченных дел, 92 — неоконченных, а также несколько проектов вне его „прямой обязанности“, таков итог его почти полуторагодовой деятельности в качестве городового архитектора. О его успешной деятельности как городового архитектора свидетельствует письмо к наместнику Кавказскому от Тифлисской губернской строительной комиссии, в котором говорится, что „как он Скудиери все возлагаемые на него сею комиссиею поручения по должности городового архитектора исполняет с постоянным усердием и с совершенным знанием своего дела, то посему строительная комиссия…покорнейше просит, об утверждении его Скудиери настоящим городовым архитектором. 19 марта 1847 год. Тифлис“.
Однако, по распоряжению наместника Кавказского кн. М. Воронцова, 5 августа 1847 года Д. Скудиери был перемещен к „исправлению должности“ архитектора по карантинно-таможенной части при его же канцелярии. Дело в том, что еще 9 августа 1846 года Д. Скудиери подал докладную на имя кн.М. Воронцова, в которой писал, что „желая иметь честь служить под непосредственным начальством Вашего Сиятельства, осмеливаюсь покорнейше просить неотказать предоставить мне новопредполагаемую должность архитектора по карантинно-таможенной части за Кавказом, если только эта должность состоится. Эту докладную приказано было тогда иметь ввиду. Ныне архитектор Скудьери по случаю утверждения штатов, возобновляет просьбу свою об определении его архитектором карантинно-таможенной части“. Его просьба была удовлетворена. 5 августа 1847 года Наместник Кавказа князь М. Воронцов подписал его назначение архитектором по карантинно-таможенной части. Определенного интереса не лишен тот факт, что это произошло „в лагере при ауле Салты“ в Дагестане. В тоже время, сообщая Строительной комиссии о перемещении исправляющего должность городового архитектора Д. Скудиери на должность архитектора при карантинно-таможенном отделении князь М. Воронцов отмечает, что „принимая во внимание, что начатая почетным гражданином Габриелом Тамамшевым постройка в гор.Тифлисе здания для лавок и театра, по составленным арх.Скудьером плану и чертежам, производится по его же указанию, я нахожу полезным оставить эту постройку до совершенного ея окончания, под указанием же г. Скудьера; о чем и предлагаю Строительной комиссии к надлежащему исполнению“.
В должности архитектора при карантинно-таможенном отделении канцелярии наместника Кавказа Д. Скудиери занимался составлением проектов и смет „по постройкам округа (Закавказский карантинно-таможенный округ. – Т.Г.) и был командируем для отвода мест по утвержденным планам, для соображений по составлении последних и для освидетельствования работ, кои проводились“. В основном это были проекты строившихся „за Кавказом“ карантинно-таможенных застав (в частности, Балясуарской, Шарурской и др.). Хотя как отмечает управляющий округом в одном из архивных документов — „Но так как он не менее был занят в городе Тифлисе по поручениям Его Сиятельства (М. Воронцова. – Т.Г.), то и не мог постоянно иметь надзор за всеми карантинно-таможенными постройками, которые по этому возлагались иногда на других техников или служебных лиц его отделения“.
Несомненно большой интерес для нас представляет рапорт Д. Скудиери на имя вице-директора кацелярии наместника Кавказского, где он пишет: “Во время служения моего в должности городового архитектора и по переходе в 1847 г. в карантинно-таможенное отделение, даны мне, по воле Михаила Семеновича (т. е. Воронцова) следующие значительные поручения, сверх прямой обязанности и без всякого за то вознаграждения, а именно: 1). В начале 1846 г. по личному приказанию М. Воронцова составил я проект театра. 2). По личному приказанию М. Воронцова в 1846 г. составлены мною проектные чертежи и сметы на постройку каменного моста, с купальнями на острову реки. 3). По поручению М. Воронцова составлены и утверждены проекты и сметы на перестройку зданий: казенной аптеки и больницы. 4). По приказанию М. Воронцова от 30 апреля 1848 года назначен членом по искусственной части и производителем работ в комиссию для постройки Корпусного храма в г. Тифлисе по составленным мною для того всем нужным чертежам и сметам, которые утверждены Департаментом военных поселений 3 февраля 1848 года», а также просит разрешения «о включении всех поручений в формулярный список». 27 июля 1848 года.
Наряду с указанными Д. Скудиери были выполнены и другие проекты как общественных, так частных жилых зданий. Но самым значительным общественным сооружением в Тбилиси середины XIX века был театр, который в тоже время представлял собой и самую значительную из построек архитектора.
Здание театра, занимавшее центральную часть Эриванской площади (ныне площадь Свободы), было возведено в 1847–1851 годах. Это было первое специальное театральное сооружение не только в Грузии, но и на всем Кавказе. “Намерение выстроить театр…для пользы и украшения города” принадлежало князю Михаилу Семеновичу Воронцову, наместнику на Кавказе. “Мысль эту наместник хотел осуществить на средства частных лиц, на выгодных впрочем, для них условиях”. В частности, территория занимаемая зданием театра (885 кв.саж.— т. е. 3892 кв.м.) безвозмездно передавалась в полную собственность лицу, согласившемуся построить театр. Кроме этого, в течение нескольких лет ему предоставлялась льгота от платежа установленного сбора на «квартирную повинность», поскольку здание, помимо театра, включало и торговые помещения, в связи с чем его часто называли “караван-сарай” с театром или «театральное здание с лавками» (в частности, Г. Тамамшев, см. ниже, был освобожден от платежа указанного сбора на восемь лет, считая начало льготы с 1 января 1850 года). Наряду с этим, ему, т. е. лицу который согласился бы построить театр, предоставлялось право потомственно иметь в театре «в бель-этаже одну ложу под № 15, без платежа за оную театральной дирекции суммы». Однако понятно, что магазины и торговые склады были добавлены с чисто коммерческой целью, основным же был театр, который, сразу же после постройки здания поступил “в вечную собственность” города, при этом, как отмечалось, «как устраиваемый для общественной пользы, избавляется навсегда от всякой повинности». Из всех «частных лиц», которым было предложено построить «означенный театр» на свои средства, изъявил согласие лишь тифлисский купец Габриел Тамамшев. Проект «караван-сарая» c театром был составлен Д. Скудиери в 1846 году. Торжественная же закладка здания состоялась 15 апреля 1847 года. В связи с этим событием в фундамент южного угла «здания караван-сарая» с театром была заложена памятная медная доска с соответствующей надписью, где, в частности, было указано, что заложено было здание театра, именно театра, что считаем очень существенным фактом, а среди других же лиц упомянут также и автор проекта, итальянский архитектор Скудиери.
Открытие театра состоялось 12 апреля 1851 года. В ознаменование этого события, вместо драматического спектакля (как писали, «по неготовности декораций и машин, до осени») был дан «публичный маскарад с лотореей-аллегри в пользу Тифлисского женского заведения св.Нины».
”Таким образом,— писала газета “Закавказский вестник”,— на той площади, которая за пять лет пред сим каждую осень покрывалась почти непроходимою грязью – вы видите теперь прекрасное, колоссальное здание, с целым гостиным рядом, с замечательным по отделке театром и окруженное широкими каменными тротуарами“. В этой же статье, автором которой является А. Уманец, дается и подробное описание здания караван-сарая и театра. В эти годы А. Уманец, которого именуют не иначе как «очевидец события», служил в Закавказском карантинно-таможенном округе помощником управляющего по карантинной части. В это же время, Д. Скудиери «исправлял» должность архитектора карантинно-таможенного отделения в гражданской канцелярии наместника Кавказа. Вполне вероятно, что они были знакомы друг с другом, поскольку могли встречаться по долгу службы. Это придает особую ценность сведениям А. Уманца, который мог, и по нашему мнению действительно получал интересующие его сведения или технические детали о проектировании и строительстве этого здания, из “первоисточника“, т. е. непосредственно от Д. Скудиери. В тоже время допускаем и то, что часть информации, которую он, т. е. Д. Скудиери, считал необходимой, могла быть помещена в статье по его инициативе и просьбе.
Здание караван-сарая и театра представляло собой четырехэтажное, прямоугольное в плане сооружение с размерами — согласно проекту 78×48 м. С южной стороны площади (со стороны нынешнего здания “Сакребуло”) здание было двухэтажным, а с северной (со стороны Пушкинского сквера) – трехэтажным. Это было вызвано разностью отметок уровня площади, поэтому средняя высота здания «от горизонта земли» равнялась — 13,5 м. По утвержденному в 1846 году проекту здание было двухэтажным, с одним подвальным этажом. Однако, при рытье фундаментов открыты были большие слои наносной земли, в связи с чем фундамент нужно было углубить гораздо больше, чем предполагалось сначала и поэтому, по необходимости вместо одного были сделаны два подвальных этажа. Наряду с этим, возникла и необходимость естественного освещения этих подвальных этажей и в целом внесения изменений в первоначальный проект («измененный план и фасад театрального здания с лавками» был утвержден 14 февраля 1850 г.). В подвальных этажах или ярусах (как их упоминает А. Уманец, что, как мы увидим далее, имело под собой основание) были размещены складские помещения и частично магазины. Третий ярус, на уровне площади, по всему периметру здания занимали 23 магазина, занятых красным товаром
(мануфактурой), персидским товаром, железным, стеклянным и прочими товарами. В
четвертом ярусе был размещен 21 магазин, торговые конторы, библиотека, театральный буфет, фойе. В чертвертом-же ярусе были устроены и антресоли. Всего в здании было 266 больших и малых торговых помещений. Центральную часть здания занимал театр, т. е. зрительный зал со сценой, который имел приблизительно 36,5 м. в длину, 25,5 м. в ширину и 15 м. в высоту, перекрытый “арками Делорма” (высотой в две сажени). Особо отмечалось, что «Плоский свод обнимает всю внутренность театра, так что раёк и ложи открыты для лучшей акустики». В театре помещалось до 700 зрителей (180 мест в партере, 22 – ложи в первом ярусе, 25 – во втором и 250 мест на галерке). Главный вход в театр находился с западной стороны площади, со стороны бывшего здания Корпусного штаба, другой, с восточной стороны, был со стороны нынешней ул. Пушкина. На всех четырех ярусах, по периметру здания, были устроены внутренние галереи, шириною 7 аршин (приблизительно 5 м.) и высотою – в подвальных ярусах до 2 саж., на 3 ярусе – 2,5 саж. и на 4 ярусе — 3 саж. Из этих галерей входили во все магазины и другие помещения караван-сарая. В четырех углах здания размещались лестницы «во всю высоту здания» т. е. лестничные клетки, связывающие все его этажи (ярусы). Лестницы были каменные — из тесаного камня «на висячих сводах». На уровне третьего яруса были устроены 15 малых и два больших кирпичных мостика с подъездами для карет, поскольку вокруг здания был устроен ров (или открытая канава), шириною 7 арш. (около 5 м.), с подпорной стеной, предназначенный для того, чтобы дневной свет мог освещать нижние два подвальных яруса и глубина которого была «равна горизонту основания первого яруса». С южной стороны были устроены два подвальных яруса; с северной же стороны, где из-за разности отметок уровень площади ниже – только один подвальный ярус. Вокруг всего здания был устроен широкий, в 7 аршин, тротуар из «больших каменных тесаных квадратных плит», вдоль которого должны были быть установлены уличные фонари на «красивых» чугунных столбах, отлитых на заказ по «данному» т. е. представленному рисунку. Тротуар этот соединялся с галереями 3-го яруса, где как уже отмечалось, были устроены 15 малых мостиков на кирпичных арках с двумя большими, также на сводах, подъездами для карет; «по средине каждаго из сих подъездов устроена прекрасная широкая из тесаных плит лестница, на верхней площадке которой, с боков, на каменных массивных перилах, будут стоять два большие чугунные грифона, выписанные из Мальцевского завода, а на головах их будут утверждены большие фонари».
По своей архитектуре фасады здания и интерьер театра не соответствовали друг другу. Как писали тогда, «фасад…самой легкой Итальянской архитектуры», а интерьер носил «восточный» характер. По сути дела, это здание – один из ранних образцов эклектизма в Тбилиси. При разработке фасадов Д. Скудиери, по мнению академика В. Беридзе, использовал мотивы архитектуры известной базилики в г. Виченца архитектора А. Палладио, хотя, скорее всего, уже в интерпретации архитектуры XIX века. Внутреннее оформление зрительного зала и фойе было исполнено по эскизам известного художника князя Григория Гагарина в «усовершенствованном арабском стиле», с арабесками, куфическими надписями и даже украшениями в виде сталактитов (зал и фойе были расписаны «красками с позолотой» живописцем Трощинским). На голубом своде потолка были размещены девять медальонов с именами наиболее известных драматургов, в частности, Эсхила, Шекспира, Мольера, Гольдони, Грибоедова. Лепные работы были выполнены лучшими персидскими мастерами. Люстра и канделябры выписаны из Парижа. Нельзя не отметить, что зрительный зал тбилисского театра вызывал восхищение современников. В отчете на имя императора князь М. Воронцов писал, что «внутренняя отделка зала изяществом своим изумляет, можно сказать, всех посетивший оный». Известный писатель граф Владимир Соллогуб, назначенный директором «сценическо-репертуарной» части театра, пишет: «Сооруженный в Тифлисе, на Эриванской площади театр по своей отделке не найдет себе нигде подобного», «пером невозможно выразить… всей прелести, всей ювелирной отделки нового зала: он похож на огромный браслет из разных эмалей». Александр Дюма-отец, посетивший Тифлис в 1858 году, отмечает: «Зал – это дворец волшебниц, без зазрения совести скажу, что зал тифлисского театра – один из самых прелестных залов, какие я когда-либо видел за мою жизнь». Летом 1851 года наряду с русской и грузинской драматическими труппами было решено создать и третью – итальянскую оперную труппу. В связи с этим, был заключен контракт с странствующей итальянской труппой Барбиери.
8 ноября 1851 года состоялось «торжественное открытие представлений в новом театре», т. е. открытие сезона. В нем принимали участие все три труппы: русская, грузинская и итальянская. Были сыграны два действия из комедии «Горе от ума» и новая пьеса известного грузинского драматурга князя Георгия Эристави. На следующий же день, 9 ноября состоялось первое представление итальянской оперы. Была представлена опера Гаэтано Доницетти «Лючия ди Ламмермур», повторенная 16 ноября. Как свидетельствует пресса тех лет — «Театр был полон; впечатление было замечательное»; за “Лючией” последовали и другие оперы, среди них — «Норма», которая «привела публику в восторг», “Итальянская опера была принята с восхищением”, “во многих домах и даже на улице слышатся мотивы итальянской музыки”. “Тифлис решительно становится музыкальным городом", говорится в фельетоне газ."Кавказ" (№ 73, 1852 г.), «Ария об итальянской опере в Тифлисе»," Еще немного, и он даже будет итальянским городом. Куда не повернешься – все слышатся итальянские напевы”. «Верхняя галлерея (т. н. галерка), где цена местам была назначена в 30 коп. набита битком и множество бичо (мальчишек)… внимательно вслушивались в музыку и пение… и уже на улицах…или занятые какой-либо работою, пробуют напевать мотивы, которые глубоко запали им в память, легче пришлись к их голосу…» писала газета «Кавказ» (№ 12, 1852г.). Интересно, что эта же газета от 9 февраля, 1858 года (№ 12) в одной из своих статей писала, «что в 1846 году в Тифлисе было 11 фортепиано и роялей, а в нынешнем году их больше двухсот – прогресс внушительный, почти даже невероятный». В этом свою роль сыграла и итальянская опера.
Оценивая выступления итальянской труппы, граф В. Соллогуб писал: «Прибывшая в Тифлис итальянская труппа нашла… здесь неожиданный и замечательный отголосок; она обнаружила в здешней публике не любовь к новизне, как многие полагали, а редкое чутье, инстинктивное понятие прекрасного, ни одно искреннее выражение неподдельного чувства, ни один музыкальный номер, исполненный отчетливо, не оставался без знаков взрывчатого одобрения. Самая труппа удивленная неожиданным приемом, усилила свои старания». В 1853 году в новом театре была создана и небольшая балетная труппа.
К сожалению, этот театр просуществовал всего 23 сезона. 11 октября 1874 года, в тот вечер, когда афиши оповестили оперу «Норма», как писала газета «Кавказ» от 13 (25) октября того же года: «город Тифлис постигло серьезное бедствие: сильно пострадал от пожара караван-сарай Тамамшева и сгорел дотла помещавшийся в нем зимний театр». «Вместе со зданием театра, этим высоко художественным произведением, в архитектурном смысле лучшим украшением Тифлиса, сгорел весь гардероб… скопленный в 25 лет существования театра» («Тиф. вест.», 15 октября 1874 г.№ 100). «Множество народа,— отмечал князь Григол Орбелиани — горестно смотрело, как огненные языки поднимались к звездному небу…». «Пожар караван-сарая в Тифлисе бесспорно составляет истинное общественное бедствие» («Тиф. вест.», 5 ноября 1874 г., № 109, статья «Памяти тифлисского театра»). Как-бы подтверждением этого может служить и следующий факт: на площади, как мы знаем, был бассейн, устроенный по проекту Д. Скудиери с целью «предохранения здания от пожара». Но, как отмечает газета, «в нем давно уже» не было «ни капли воды», поскольку вследствии ремонта Вельяминовской (Ш. Дадиани) улицы, водопровод не действовал. В связи с этим «немедленно стал ощущаться недостаток воды». Поэтому «всю воду на пожаре подвозили тулухчи (водоносы). 16 часов подряд, без всякого принуждения, безсменно возили они воду (из Куры) к караван-сараю». Относительно причины пожара было произведено следствие, которое установило факт умышленного поджога здания одним из торговцев. Владелец караван-сарая, который находил для себя более «удобным», точнее более выгодным, вывести театр из здания караван-сарая, предложил за вывод театра выкуп. Соглашение состоялось на сумме в 150000 руб. (К., № 252, 1886 г.) и в 1879 году здание было восстановлено уже без помещения театра полностью в качестве здания торгового назначения типа «пассаж» (проект арх. A. Зальцмана, утвержденный в 1877 году). Подтверждением этому может служить заметка в газете «Кавказ» (27 июня 1879 года, № 142), где отмечается, что здание караван-сарая, «после злополучного пожара, жертвою которого был наш прекрасный театр, значительно изменилось внутри. Вся площадь бывшая под театром обращена в двор, устланный гранитными плитами и обрамленный балконами, с которых открываются ходы в ряд магазинов. Посреди двора установлен металлический бассейн, а над всем двором устраивается стеклянная крыша. Таким образом здание Тамамшева приспособлено теперь исключительно для торговли.» В 1934 году, в связи с реконструкцией площади, здание караван-сарая было разрушено. Основной целью этой реконструкции было освобождение площади для проведения на ней различного рода манифестаций.
От здания караван-сарая в настоящее время сохранились только два (из четырех) грифона, установленных в свое время у входов в театр. Идея включения грифонов в архитектуру здания театра несомненно принадлежала Д. Скудиери. Достаточно вспомнить, что у него уже была практика использования грифонов в архитектуре еще в Одессе. Так, к примеру, восемь чугунных грифонов стояли попарно на каждом из четырех входов на т. н. Старый базар, «торговый центр», построенный по проекту его дяди – Д. Торричелли, в проектах которого, как уже было указано, он принимал деятельное участие. Д. Скудиери, как архитектору, по проекту и под руководством которого было построено все здание, должна была принадлежать не только идея самой композиции, но и определение места ее установки, характер постамента, его размеры, исходя из этого также масштаб (размеры) грифонов, их поза (грифоны встречаются стоящие, сидящие, лежащие), наконец, неординарное решение, когда на «головах» грифонов были укреплены «большие» фонари, что придавало этой композиции и функциональную нагрузку. Установленная в 1851 году, скульптурная композиция — один из первых образцов круглой скульптуры в Тбилиси (первым, очевидно, были — скульптурные фигуры Геркулеса и Минервы, установленные в боковых нишах на фасаде старого дворца наместника, перестроенного в 1865–69 гг.). Во всех случаях, в настоящее время, она представляет собой самую раннюю скульптурную композицию в городе. Грифоны были заказаны на заводе (Мальцевский завод, Брянская область). Мы уверены, что для их изготовления нужен был хотя бы эскиз (рисунок) с основными размерами. Первое упоминание о лепной мастерской на заводе, в которой изготавливали с рисунков фигурные формы для отливки предметов, относится к концу 1850-х годов. Можно допустить, что она существовала и раньше т. е. в 1850–51 годах. Конечно, на заводе были скульптор-модельщик, формовщик и даже чистильщик, причастные к этому процессу. Но это не исключало необходимость «рисунка» с размерами. Ведь чугунные фонари вокруг здания театра были отлиты на том же заводе и при этом «на заказ по данному рисунку», который был туда послан. Наряду с этим, имеется еще указание на то, что «для освещения корридоров, выписываются девять ламп, по составленному кн. Гагариным рисунку, из Москвы …». Конечно, Д. Скудиери может быть признан автором этой скульптурной композиции, тем более что в проекте театра (1846 г.) у входов в театральное помещение уже указаны лежащие грифоны на «головах» которых укреплены «большие» фонари.
Первоначально, после сноса караван-сарая, грифоны были установлены на бывш. Верийском спуске (ныне улица М. Джавахишвили), затем они хранились в музее
искусств Грузии, в 1984 году их перенесли на правый берег Куры к зданию Тбилисского исторического музея (т. н. карвасла). С 2010 года они были установлены на площади Свободы перед зданием Тбилисской мерии (ныне здание «Сакребуло» Тбилиси — представительский орган в городском правительстве Тбилиси).
Следует отметить, что после того как приступили к строительству здания театра, многие полагали, что его размещение в центральной части площади «загромоздит» площадь, и вызовет затруднение проезда по боковым улицам, «особливо в грязное время». Однако, как пишет А. Уманец в уже известной нам статье, возможно со слов Д. Скудиери, что после окончания строительства оказались, что боковые улицы вовсе не тесны для проезда и были бы довольно широки даже для самого многолюдного города и, сверх того, с двух сторон здания осталось достаточно места для образования площадей, из которых в южной, перед домом городской полиции площадью – 1.250, а с северной – 1.890 кв.саж. (соответственно 5700 и 8600 кв.м.), посреди первой из которых будет построен красивый фонтан для общего пользования. И действительно, «фонтан и бассейн»(Акты, т., X, стр. 881) или «фонтан с бассейном», как его именовали, в 1851 году был устроен перед зданием городской полиции (К.К. на 1865 г., стр. 65).
История его такова. 28 января 1850 года владелец караван-сарая обратился к М. Воронцову с просьбой о предоставлении ему права «пользоваться водою, протекающую по Головинскому проспекту: и по Ханской улице, которую я должен провести в караван-сарай, как для предохранения здания от пожара, так и довольствия тех, кои будут обретаться в том караван-сарае, дозволив мне устроить около караван-сарая в лучшей отделке бассейн, по указанию архитектора» (т. е. Д. Скудиери). Разрешение на это он получил, хотя с определенными условиями. Газета «Кавказ» от 12 марта 1852 года дает описание этого фонтана: «на южной части площади, перед новым зданием полиции и на месте главного сборища тифлисской рамбавии (на этой стороне площади, по свидетельству современников, по вечерам происходила сходка торговцев и ремесленников – своеобразная импровизированная „биржа“, где совершались различные деловые сделки; рамбавия – в переводе с грузинского – в чем дело.— Т.Г.) построен красивый каменный фонтан; он состоит из большого, круглой формы, окруженного тумбами и тротуаром водомета; все это сделано из тесаного камня самой чистой отделки». Существует и фото указанного фонтана, снятое в 1862 году и напечатонное в книге Луиджи Монтабоне («Ricordi del viaggio in Persia della missione italiana del 1862»). Интерес к этому фонтану, конечно, продиктован тем, что его автором был Д. Скудиери. Это был один из первых фонтанов для общего т. е. общественного пользования в городе. Фонтаны в Тбилиси были и до этого, но в основном, для частного пользования (скажем, фонтан в саду наместника). Этот «фонтан c бассейном», просуществовал до 1885 года. 15 октября 1885 года Тифлисская Городская Управа приняла постановление о том, что существующий на Эриванской площади бассейн перед городским домом (т. е. здание городской полиции реконструированное в 1882–84 гг.) снять, испросив на это разрешение Городской Думы, «принимая во внимание что бассейн не составляет в настоящем виде никакого украшения, а ввиду постоянного почти отсутствия воды не имеет никакого значения. С постройкой же городского водопровода на этом месте может быть поставлен фонтан меньших размеров». Оставшийся камень было предложено употребить для устоя железной решетки нового сквера с северной стороны площади (Пушкинский сквер). Наряду с этим имеется сведение Г. Бежанишвили касающееся этого бассейна о том, что Городская управа сочла целесообразным разобрать бассейн. Бассейн на площади был разобран и устроен в верхней части сада им. Коммунаров (ныне сад им. 9 апреля). Исходя из этого, можно предположить, что Городская Управа изменила свое первоначальное решение и сочла более целесообразным перенести бассейн в сад. Мы располагаем сведениями, что в 1862 году «в новом Александровском саду построен фонтан с прекрасным бассейном… для поливки всего сада» (К.К. на 1865 г., стр. 65). В конце 1885 года было решено в верхней части Александровского сада построить военно-исторический музей. В связи
с этим существующий бассейн, «предполагается несколько отодвинуть от Головинского проспекта», видимо, чтобы он «сохранил свои нынешние размеры и назначение…» (Известия). В 1879 году в саду был построен «бетонный бассейн», правда, не указано, в какой части сада (К.,№ 139, 23 июня 1879 г.). Но других сведений, дополнительно подтверждающих сведение Г. Бежанишвили о переносе рассматриваемого нами фонтана с площади в Александровский сад, у нас нет.
Среди наиболее значительных сооружений построенных Д. Скудиери в Тбилиси был и Михайловский мост (ныне Чугуретский и «Сухой» мосты). В описи оконченных дел городового архитектора точно указана дата начала составления проекта на постройку моста «чрез реку Куру» — 21.09.1846, а также дается и дата его завершения — 27.09.1847. Это был первый каменный мост на реке Куре, построенный в Тбилиси в XIX веке. Строительство этого моста имело громадное значение с градостроительной точки зрения, поскольку он связал быстро застраивающиеся в 40-х годах XIX века районы левого берега реки (Кукиа, Чугурети, немецкая колония) с центральной частью
города. Было построено два моста – большой и малый, поскольку река Кура на этом месте тогда разделялась т. н.Мадатовским островом на два рукава. Как писала газета «Кавказ»: «На избранном для сего месте Кура разделяется Мадатовским островом на два рукава» (11 ноября 1853 г., № 84). Мосты между собою были соединены земляной насыпью (дамбой), идущей поперек всего острова. В начале 30-х годов XX века правый рукав был осушен и в настоящее время там проходит набережная. Согласно первоначальному проекту, малый мост был однопролетным, большой же – трехпролетным. Каждый пролет моста был равен 15 саж. (32 м.) и в 5 саж. в ширину с коробовым очертанием сводов. Во время строительства с целью удешевления строительства решили видоизменить проект большого моста (т. е. через левый рукав). После переработки проекта он был построен пятипролетным, с полуциркульными сводами, с пролетами равными 9 саж. Общая же ширина моста взамен 36 фут. по первоначальному проекту Д. Скудиери, была доведена до 30 футов. Длина малого моста была – 33 м., ширина приблизительно 11 м., длина большого моста – 107.6 м., ширина же, как уже отмечалось – чуть более 9 м. (30 фут.). Большой мост был заложен 25 ноября 1848
года. "В этот день,— как писала газета «Кавказ» (1848 г. № 84),— произведена закладка устоев каменного моста через реку Куру, первейшего в крае по своей колоссальности и удивительной работе”. В ознаменование этого события в основание правого берегового устоя большого рукава была заложена бронзовая памятная доска с надписью: «Лета от рождества Христова 1848 ноября 25-го дня заложен сей мост…». Торжественное освящение и официальное открытие большого моста состоялось 8 ноября 1853 года, хотя окончательная отделка моста была завершена в мае 1857 года. Что касается малого (одноарочного) моста, то он был заложен в феврале 1848 года, а строительство было завершено в 1851 году (мост был освящен 10 апреля). «В последний ключевой камень этой арки вложена серебряная доска с надписью, что означенный свод моста начат 9-го сентября 1849 года и окончен 10-го апреля 1851 года» (Акты, том XI, 1888 г.). Наряду с кирпичом, при его строительстве был использован и камень. Камни соединены между собою железными скобами и пиронами. В то время его пролет в 15 саж. считался самым большим среди каменных мостов в Российской империи.
«Новый каменный мост чрез р. Куру», наместник приказал «именовать “Михайловским”, в честь св. Архистратига Михаила, в день празднования которого совершилось освящения того моста». В 1896 году он был переименован в “Николаевский”, в начале же XX века большой мост назвали “Воронцовским”, малый мост же сохранил наименование “Николаевского”. В 1883 году, по проекту утвержденному в 1882 году, мосты эти были расширены за счет выноса тротуаров на кронштейнах. В 1962 году большой мост, который уже не удовлетворял современным транспортным требованиям был реконструирован (его расширили). Малый (одноарочный) сохраняет свой первоначальный облик.
В настоящее время Малый («Сухой») мост является самым старым из существующих тбилисских мостов, который допускает движение всех видов городского транспорта, сохраняя при этом и статус одного из каменных мостов с наиболее большим пролетом. Как уже отмечалось, первоначальный проект большого моста (трехарочного) составленный Д. Скудиери был видоизменен. Построенный после переработки проекта пятипролетный мост в принципе был не так уж плох – и все же нельзя не cожалеть, что не был осуществлен разработанный им выразительный и смелый проект, принимая во внимание хотя бы только то обстоятельство, что возрастание пролета издавна рассматривалось как признак прогресса в мостовом деле. Высказанное мнение может показаться сугубо субъективным, но это не совсем так. Для этого достаточно привести не лишенное интереса, и при этом, что особо ценно, мнение современника: «Мост этот (в честь М. С. Воронцова называется Михайловским) состоит из двух частей связанных земляной насыпью, т. н. Мадатовский остров. Мост очень красив и первая часть его состоящая из одной арки, имеющей 19 саженей, великолепна» пишет Н. Дункель-Веллинг (К. К. на 1865 г. стр. 63-64).
В 1846 году Д. Скудиери сделал проект реконструкции строящегося дома богатого тбилисского колониста Ф. Зальцмана. Первоначальный проект был составлен в январе 1845 года архитектором Я. Ивановым. Он представлял собой двухэтажный дом с подвалом. Дом должен был быть построен в конце «городского бульвара, находящегося в Тифлисе, на Николаевской площади» (в настоящее время приблизительно там, где находится переулок Гудиашвили) т. е. в самом центре города. Дело в том, что Ф. Зальцману участок для постройки был предоставлен государством бесплатно взамен содержания (постоянного) указанного городского бульвара, а также с обязательством иметь в нижнем этаже дома кондитерскую и кофейню. Однако, 22 марта 1846 года строительство дома было приостановлено, а затем 7 июня 1846 года наместником (кн.М. Воронцовым) был утвержден фасад на постройку Ф. Зальцманом «каменного трехэтажного дома», вместо предполагавшегося прежде двухэтажного дома. Этот дом по своим габаритам был больше обычных для того времени тбилисских жилых домов, и это объяснялось тем, что в этом здании должно было разместиться «Благородное собрание» (одно из названий Дворянского собрания – органа дворянского самоуправления в Российской империи), что, возможно, и было причиной приостановления строительства и составления проекта перестройки. Говоря о «Благородном собрании», в первую очередь, упоминают его танцевальную залу. К примеру: «За то полюбуйтесь танцовальною залою, с колонами, единственною с перво-выстроенною в Тифлисе. В этом здании с 15 марта будущего года будет помещаться Благородное собрание и уже заключено условие» (К., 23 ноября 1846 г.,№ 47). О существовании танцевальной залы упоминается и в другой статье опубликованной в газете «Кавказ» (8 февраля 1847 г.,№ 6): «Оттуда в залу „Благородного собрания“, … а после, танец за танцем. Только лишь полночь прекратила бесконечный, полусуточный бал». Интересно, что зала «Благородного Собрания» была не только танцевальным, но и концертным залом. Об этом упоминается в газете «Кавказ», 1 марта1847, № 9: «Первый музыкальный вечер в Тбилиси. г. Малаголли, дирижер Тифлисского театрального оркестра позаботился о нашем музыкальном сезоне и … 23 февраля дал первый музыкальный вечер в зале „Благородного Собрания“; а газета»Кавказ" от 8 марта 1847 г. № 10 пишет: «Первый концерт г. Париса… Заслуженная артистом слава привлекла в зал „Благородного Собрания“, многочисленную и избраннейшую нашу публику»; 23 ноября 1848 года, в зале Благородного собрания, г. Риччиарди, первый тенор главнейших заграничных театров, дал музыкальный вечер… (К., 27 ноября 1848 г.). Вышесказанное увеличивает значение, созданной Д. Скудиери залы, с точки зрения распространения музыкальной культуры. «Благородное собрание» помещалось в «среднем этаже» дома, который находился на уровне двора сада, ввиду разницы отметок рельефа. Во время осуществленной реконструкции Д. Скудиери по линии оси симметрии здания, пристроил к этому этажу, точнее к помещению, который он запроектировал как зал, полуциркульную экседру с колоннами, выходящую непосредственно в сад. По всей вероятности, полуциркульную экседру надо рассматривать как место используемое для сцены. Наряду с этим, с целью увеличения общей площади зала, с ним были объединены смежные помещения, сняв до максимально допустимого предела разделяющие их стены, использовав для этого арочное (в центре помещения) и балочные перекрытия, опирающиеся на две пары колонн, идентичных ионическим колоннам экседры. В результате этого было достигнуто не только увеличение общей площади зала, но также создание визуально единого пространства, объединенного при этом и единой художественной темой (колонны). Автор упомянутой статьи считает это здание «прекрасной италианской архитектуры», хотя на уличном фасаде здания в основном архитектурные формы из репертуара позднего русского классицизма и это понятно, поскольку в этих формах было построено первоначальное здание и сохранение этого фасада, возможно, было проявлением Д. Скудиери определенной коллегиальности по отношению к его автору. Скорее всего, это оценка автора статьи относилась к дворовому фасаду здания, который «отличается легкостью и красотой как целого, так и частей» и,
конечно, интерьеру зала «Благородного собрания», т. е. тем частям здания, которые наиболее основательно былы перестроены Д. Скудиери. Наряду с этим, 8 августа 1848 года наместником был утвержден, составленный Д. Скудиери, проект одноэтажного здания «предполагаемого пристроить» к существующему дому Ф. Зальцмана, для размещения «публичной кофейни с кондитерской». Надо отметить, что это было здание первого кафе в Тбилиси. «Фасад на постройку одно-этажного дома для публичной кофейни, прилегающей к уже выстроенному… дому» Ф. Зальцмана, был утвержден наместником еще 10 февраля 1847 года. Чем это было вызвано и чем отличались между собой эти проекты мы затрудняемся сказать. После завершения реконструкции, обращает на себя внимание одна, на наш взгляд, занимательная деталь, а именно конфигурация дома. Дело в том, что на проекте перестройки дома (7 июня 1846 г.) указано прямоугольное в плане сооружение. Но на проекте «кофейни», который датирован 8 августа 1848 г., та часть дома, к которой должна была быть пристроена «кофейня» представляет собой развитый в глубину двора флигель, непосредственно связанный и перпендикулярно расположенный к основному зданию (НАГ, фонд 4, оп.2, № 17), т. е. конфигурация дома была уже ввиде русской буквы «Г». Мы не знаем, какие помещения были размещены в этой части дома, т. е. во флигеле, поскольку у нас нет проекта дома этого периода, но учитывая, что зал «Собрания» находился в основном здании, обращенном к улице, то здесь, по всей вероятности, должны были быть помещены относительно второстепенные помещения. Основной принцип планировки таких домов заключался в разделении помещений на основной и подсобный блоки, где жилые помещения обычно размещены в прилегающей к улице части дома, а подсобные в дворовом флигеле. Дома такого типа были в числе наиболее популярных жилых построек в Тбилиси второй половины XIX-начала XX веков. До сих пор считалось, что первый проект дома этого типа был составлен в 1859 году (архитектор О. Я. Симонсон). Но может быть подобный тип дома появился в Тбилиси раньше. «Благородное собрание» находилось в этом здании до середины 1850-х годов. Затем по неизвестной нам причине, оно было разрушено, а в дальнейшем его фундаменты были использованы для построенного на этом месте первого здания Кавказского музея (1870 г., арх.А. Зальцман).
По проектам Д. Скудиери, были построены и другие жилые дома, в настоящее время нам известны проекты лишь еще двух домов. Один из них двухэтажный дом принадлежал Осане Аракеловой. Его строительство было начато 13 ноября 1846 года на Графской улице (ныне ул. Н. Вачнадзе). В настоящее время этот дом не существует. Принято считать, что проекты Д. Скудиери отличались от проектов других современных ему тбилисских архитекторов тем, что в них не чувствуется тбилисская специфика. В этом есть доля правды. Действительно, в его проектах не встречаются по-тбилисски интерпретированные мотивы классической архитектуры, где использовны формы позднего русского классицизма. И это понятно, поскольку Д. Скудиери приехавший в том же, т. е. 1846 году, в Тбилиси мог быть свободен от влияния тбилисских традиций, поэтому им в архитектуре этого дома, как и дома Ф. Зальцмана использованы иные (непосредственно заимствованные из Европы) элементы и детали. Другой вопрос, что он не использовал такого характерного элемента тбилисских жилых домов как дворовые балконы. Но сама тема дворовых балконов была знакома итальянским архитекторам, работающим в Одессе, поскольку, как нам известно, «все постройки итальянских архитекторов, работающих в Одессе в первой половине и в середине XIX века, имели со стороны двора открытые галереи, характерные для более теплого итальянского климата». Если взять — к примеру, вышеупомянутый дом, то он, действительно не имеет дворового балкона, но это потому, что он не имеет двора, поскольку площадь участка была полностью застроена. Не только детали фасада, но и планы этих домов несколько иного характера. В частности, этот дом, видимо, представляет собой самый ранний образец плана, где перед лестничной клеткой, с полукруглой лестницей (впервые используемой), имеется парадная, вестибюль, который придает более парадный вид подъезду дома в целом.
Второй дом также двухэтажный с подвалом по улице Караванный проезд, принадлежащий Петрусу Едигарову, который был утвержден 10 февраля 1847 года. Дом относительно незначительный с одной комнатой на каждом этаже. Фасад этого дома характеризуется теми же деталями, что и предыдущий. На фасаде один открытый, видимо железный балкон, но со стороны двора здесь уже имеются дворовые балконы, надо полагать, деревянные.
В одном из номеров газеты “Кавказ” (23 ноября 1846 г., № 47), где перечисляются новостройки Тбилиси, отмечается, что наряду с другими: “Еще достойны внимания две перестроенные мечети, одна возле Американского моста (назывался он так ввиду того, что деревянный решетчатый мост был т. н. Американской конструкции.— Т.Г.), с израсцовым изящным минаретом, другая – возле Ботанического сада, тоже с минаретом, произведение городового архитектора г. Скудиери, которого проекты новых зданий вскоре превратят наш город в примечательный по изящным строениям в италианском стиле”. Как следует из вышеприведенного, мечеть у Ботанического сада была реконструирована по проекту Д. Скудиери. Что касается другой мечети, у Американского, точнее у Метехского моста на т. н. Татарском майдане, то и эта мечеть «произведение» Д. Скудиери. В подтверждение этого соображения можно привести сведение Н. Бадриашвили о том, что эта мечеть в 1845–1846 годах по проекту архитектора Скудиери была значительно расширена и переделана в связи с тем что в мечети было открыто мусульманское училище (Тбилиси, 1946, стр.,196). И действительно, в «Кавказском Календаре» на 1850 год уже указано – «Училища татарские: Алиевой секты, у Американского моста в д. мечети». Позднее, в 1889 году, в мечети у Ботанического сада были проведены реконструктивные работы, в частности, в связи с необходимостью укрепить здание самой мечети «со стороны Дабаханского оврага», что существенно изменило восточную (входную) часть здания мечети. Что касается же мечети у Метехского моста, то она была разрушена в 1950–51 годах в связи со строительством нового Метехского моста.
В 1849 году Д. Скудиери был составлен проект пристройки к существующему караван-сараю Зубалова (Зубалашвили) на левом берегу Куры, построенному в 40-х годах XIX века, у Метехского моста (проект 1844 г., арх. Я. Иванов). Проект пристройки был утвержден 29-го апреля того же года наместником Кавказским кн.М. Воронцовым, в Елисаветполе (г. Гянджа). Как писала газета “Кавказ” (7 марта 1914 г., № 54) – это был «проект красивой и характерной, в персидском стиле, галереи и лавки, пристраиваемой к караван-сараю». Караван-сарай Зубалашвили был разрушен в 1940 году во время реконструкции этой части города.
Как уже отмечалось, по поручению наместника Кавказского кн.М. Воронцова, архитектором Д. Скудиери были составлены и утверждены планы и сметы на перестройку зданий: казенной аптеки в г. Тбилиси под городскую больницу, а больницы, находящейся
за тифлисской (немецкой) колонией, под казенную аптеку и лабораторию. Такое решение обусловило «невыгодное положение… городской больницы, находящейся на другом берегу р. Куры и отдаленной от центра города на расстоянии 4-х верст» и стремлением разместить ее «в самом центре города», чем было бы «устранено важное неудобство отправлять больных за город». Как нам удалось установить, городская больница в то время находилась в конце нынешней ул. Пастера, точнее на ул. Узнадзе, 76, где в течение многих лет находилось Главное аптечное управление, где и сейчас сохранился целый комплекс двухэтажных зданий, в котором оно помещалось. Улица Л. Пастера до 1902 года называлась «Аптечной». Несомненно, улица получила это название после перестройки осуществленной по проекту Д. Скудиери. Также стало возможным установить место, где находилась казенная аптека, которую перестроили под городскую больницу. Участок, где располагалась аптека находился за полицейскими зданиями (после реконструкции 1882–84 гг. здание городской думы и управы) на Эриванской площади и выходил как на Ханскую (ныне Г. Табидзе), так и Вельяминовскую (ныне Ш. Дадиани) улицы. В настоящее время на этой территории находятся здания, которые входят в комплекс зданий «Сакребуло». Не исключено, что одно из них первоначально могло быть построено в середине XIX века. Но было ли оно тем зданием, которое было перестроено под больницу или же частью этого здания, трудно сказать, тем более, когда нет графических материалов и неизвестно, в чем фактически заключалась эта перестройки, лишь известно, что она длилась довольно долго, с 14 ноября 1847 года по 11 декабря 1848 года (отчет М. Воронцова за 1846–48 гг., Акты, т.,X, 1885). Конечно, возможно. что какие то части здания больницы и сохранились в виде фрагментов в существующих новых зданиях, но в настоящее время их выявление практически невыполнимая задача. Кроме уже приведенных сведений имеется одна архивная выписка из «представления управляющего медицинскою частию Гражданского ведомства на Кавказе» Кавказскому наместнику от 11 марта 1849 года. «Окончательно, я не могу заключить этого донесения, чтобы не подвергнуть на воззрение Вашего сиятельства заслуги, не принадлежащего к вверенному мне управлению, но вящще содействовавшего своими трудами к улучшениям предпринятым в последнее время. Исправляющий должность архитектора при карантинно-таможенным отделением канцелярии Вашего Сиятельства Скудиери наблюдал (т. е. осуществлял надзор.— Т.Г.) по искусственной части за устройствами городовой больницы и Тифлисской казенной аптеки, которые по совершенном их окончанию будут принадлежать к удобнейшим зданиям этого рода» (НАГ, фонд 4, оп.7, № 1533).
Закавказский девичий институт был торжественно открыт в Тбилиси 24 января 1842 года, но за неимением собственного здания был помещен в частном доме. В связи с этим кн. М. Воронцов (14 ноября 1846 г.) поручил городовому архитектору, т. е. Д. Скудиери, составить проект и смету на постройку здания для помещения в нем института. (НАГ, фонд 205, опись 1, № 299, 370). По предложению наместника Кавказского составленный Д. Скудиери проект и смета были препровождены для рассмотрения в Тифлисскую строительную комиссию. После рассмотрения проекта и сметы (14 января 1847 г.) выяснилось, что на постройку здания института требуется 174,462 руб. 34 коп. Эта сумма в то время была признана «слишком великою». Попытка М. С. Воронцова пригласить частных лиц для постройки здания также оказалась «неудачной» и “постройка здания была отложена до более благоприятного времени”. К сожалению проекта этого здания или хотя бы каких-то графических материалов не сохранилось, хотя стоимость постройки позволяет предполагать, что это должно было быть довольно значительное сооружение. Имеется лишь художественная оценка этого проекта, как, кстати, и проекта присутственных мест (полицейских зданий) на Эриванской площади, в уже упоминаемой нами несколько раз статье в газете “Кавказ” (23 ноября 1846 г., № 47) – «Также окончены планы дома для помещения присутственных мест на Эриванской же площади, где теперь стоит полиция и для Тифлисского благородного девичьего института. Эти здания будут не только изящны, но и роскошны».
Предложение о составлении проекта на постройку полицейских зданий (“присутственные места”) в Тбилиси принадлежало управляющему губернией. Задание было дано 1 апреля 1846 г. – выполнено же 16 июля 1846 г. Существование проекта полицейских зданий подтверждает и вышеуказанная статья в газете “Кавказ”. Наряду с этим, в одном из архивных документов от 29 марта 1848 года говорится о том, что “проект о постройке Полиции на Эриванской площади с помещениями для старшего и младшего полицмейстеров, и пожарной команды, составленный архитектором Скудьери и утвержденный Вашим Сиятельством (имеется ввиду кн.М. Воронцов), не приводится в исполнение, по неимению суммы 34 т.р. и оставлен впредь до удобного случая”.
28 января 1849 года Наместник выразил желание отдать частному лицу на свой счет постройку “для помещения Тифлисской градской полиции, согласно плану и фасаду, составленным архитектором Скудьери, на принадлежащей полиции земле, состоящей в 3-м квартале 1 части на Эриванской площади”. Среди желающих построить на свой счет здание Тбилисской городской полиции оказался и Д. Скудиери, которому и было отдано предпочтение, возможно потому, что он запросил меньшую сумму по сравнению с другими за найм построенного им здания, хотя, не исключено, что кроме этого, были и другие факторы. Так или иначе, в марте 1849 года с Д. Скудиери был заключен контракт, в котором, в частности были отмечены следующие условия – “1849 года марта дня я, И. Скудьер, согласен заключить контракт с правительством, на возведение в Тифлисе каменных построек для помещения градской полиции… на нижеследующих условиях. 1). я обязуюсь выстроить дом и прочее под помещение Тифлисской градской полиции по утвержденному наместником Кавказским плану и фасаду, на собственный капитал. 2). правительство должно нанимать у меня упомянутое помещение в течение 35 лет. 3). я или наследники мои должны получать из Тифлисского городского общественного управления, ежегодно вперед по одной тысяче 990 руб.сер. в год. 10). как возведенное собственно мною здание, так равно и существующие ныне строения с землею должны составлять собственность мою… 12). срок на возведение вновь пристроек назначается два года, считая от дня заключения мною в Тифлисском городовом управлении контракта. 14). Подлинный контракт хранится в Тифлисском городовом управлении. Октябрь 1849 г.” Строительство зданий для полицейского управления началось в начале 1849 года, возведением полицейских зданий (чаще именуемых боковыми флигелями) со стороны Вельяминовской (ныне ул. Ш. Дадиани) и Ханской (ныне ул. Г. Табидзе) улиц, которые были выстроены уже в январе-феврале 1850 года. Означенные здания Д. Скудиери хотел представить залогом в Закавказский приказ общественного призрения как обеспечение для получения им в ссуду денег для продолжения строительства. С этой целью 6 октября 1849 года он обратился с просьбой к начальнику гражданского управления Закавказского края генерал-лейтенанту князю В. А. Бебутову, где просил «приказать городовому управлению», чтобы оно, «при извещении моем» об окончании строительства (речь идет о двухэтажных зданиях со стороны Вельяминовской и Ханской улиц) немедленно распорядилось об оценке этих зданий, а также «предписать» Закавказскому приказу общественного призрения по оценке этих зданий принять их «залогом по ссуде мне из онаго приказа суммы, сообразно помянутой оценке». В ответ на это кн. В. Бебутов через управляющего Тифлисской губернией просил «приказать объявить просителю, чтобы он с подобною просьбою сам обратился надлежащие места, как это установлено для всех домохозяев, желающих получить ссуду из приказа». Кроме того, «взыскать с просителя стоимость гербовой бумаги, на которой обязан был подать… прошение (60 коп.сер.) и за лист негербовой бумаги, употребленной в канцелярии моей по просьбе его, вместо гербовой 30 коп.сер., всего 90 коп.сер.», которые отослать в казну, «сообщив Закавказской казенной палате впредь до поступления денег этих зачислить их в недоимку»(НАГ, фонд 3, оп.1, № 1140). 1 марта 1850 года Д. Скудиери в докладной записке уже поданной на имя наместника Кавказского, описывая свое финансовое положение, пишет, что «окончив 2 боковых флигеля и приступив к постройке средняго корпуса, встретил крайнюю необходимость в ссуде денег», поскольку на окончательную его отстройку «противу предположения моего общаго капитала пошло вдвое, во первых по местным обстоятельствам по рыхлости грунта фундамент углублен очень глубоко, во вторых по случаю ожидания прибытия наследника престола (имеется ввиду Александр II) претерпел значительные двойные издержки по дороговизне материалов и найма мастеровых». Наместник М. Воронцов от 9 мая 1850 года «предложил» Закавказскому приказу общественного призрения выдать Д. Скудиери ссуду под залог выстроенных им двух флигелей для полицейского управления, по представленным им оценочным описям, без заверения о принадлежности ему земли под закладываемыми зданиями. После отстройки же среднего (главного) корпуса здания полиции, «если Скудиери пожелает заложить и его, то приказ не оставит принять и это здание, выдав ему особую ссуду». Дело в том, что Приказ общественного призрения затруднялся в выдаче Д. Скудиери ссуды только потому, что земля под этими строениями, возведенными им за свой счет, согласно существующему тогда законодательству не считалась его собственностью до их «совершенной отстройки». Наряду с этим, Д. Скудиери получил взаимообразно из сумм состоящих в распоряжении наместника Кавказского 7000 руб.сер. (НАГ, фонд 4, оп.4, № 13).
После постройки двух флигелей со стороны Вельяминовской и Ханской улиц, 24 февраля 1850 года, тифлисский полицмейстер обратился к наместнику Кавказскому с просьбой о “необходимости прибавки” помещений для полицейского управления, увеличив по сравнению с существующим проектом, главный (или как его еще называли средний) корпус «и выдвинув оный вперед на Эриванскую площадь» по линии углов улицы Армянского базара (ул. К. Абхази) и дома вольной аптеки (угол Ханской и Сололакской улиц, ныне Г. Табидзе и Г. Леонидзе). Вследствие этого проект здания главного корпуса был переделан и заново представлен на утверждение наместнику Кавказскому. Наместник “согласился на прибавку полицейских помещений”, утвердив своей подписью представленные чертежи и «разрешая прирезку, для уширения главного корпуса, от Эриванской площади земли по линии углов улицы Армянского базара и дома вольной аптеки», выдвинув строения вперед по всей длине постройки на три сажени на Эриванскую площадь. В тоже время, имеются архивные материалы о предполагаемом решении устроить две галереи с северной стороны т. е. со стороны Эриванской площади с той целью, чтобы флигели «имели прямую линию» т. е. находились на одной линии, с главным корпусом здания. Но вместе с этим, имеется «упоминание насчет дозволения» архитектору Скудиери устроить в полицейском здании вместо галерей с северной стороны, которые, как выяснилось, затемняли флигели, по одному палисаднику перед каждым из них.
28 июля 1850 года архитектор попросил разрешения устроить временную палатку (ларек) на Эриванской площади для продажи «разных сластей» по им же составленному проекту (рисунку). Решение этого вопроса осложнилось и растянулось на длительный период времени. К сожалению, не сохранилось и «рисунка» этой временной палатки, которая несомненно представляла бы собой один из первых образцов малой архитектурной формы в городе.
По приказанию кн. М. Воронцова, видимо, в 1846 году, Д. Скудиери было поручено «рассмотрение и исправление» проекта «предположенного чрез р. Куру… в Тифлисе (близ Метехского замка) моста американской системы».
8 марта – 15 марта 1846 года по прошению директора канцелярии наместника Кавказского Д. Скудиери составил сметы на постройку в Шемахе православной церкви.
Согласно словесному приказанию директора канцелярии наместника Кавказского, Д. Скудиери также была составлена смета на дополнительные исправления в доме (дворце) Его сиятельства Наместника Кавказского, которая была представлена им 30 мая 1847 года.
В 1847 году Д. Скудиери выразил желание вступить в подданство России. Согласно просьбе Д. Скудиери и по ходатайству наместника Кавказского, «государь император Высочайше повелел дозволить ему вступить в подданство России и зачислить его российскую службу со старшинством со дня определения его в Одесский Строительный комитет архитектором», а именно с 1837 года. «Иностранец» И. Скудиери 22 сентября 1847 года в присутствии Тифлисского Губернского Правления был «приведен к присяге на подданство России и на верность службы». Интересно, что в том же году (17 сентября 1847 г.) в подданство России вступил и Л. Камбиаджо, который также был австрийским подданным. Желание вступить в подданство России Л. Камбиаджо объясняет тем, что – “Ныне с истечением 10 лет со времени выезда моего из заграницы, я должен по правам Инженеров или возвратиться в Италию, если желаю сохранить степень доктора, или, в случае дальнейшего пребывания моего в России лишиться прав моих по диплому”. “Продолжая службу, я желал бы вступить в подданство России…”. Возможно, что такие же или подобные проблемы возникли и у Д. Скудиери и он также решил продолжить службу и в связи с этим вступить в подданство России. После принятия подданства он получил чин губернского секретаря. Можно считать, что его деятельность, как он сам писал в одном из писем, «признана моим начальством полезною». В частности, ему «с разрешения г. Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора от 2 января 1845 г. выдано за отличные труды в награду 150 руб. серебром», «По Высочайшему Его Императорского Величества повелению и по положению комитета г (оспод) министров в 21 день мая 1846 года состоявшемуся за усердие к службе Всемилостивейше пожалован подарком в сто пятьдесят рублей серебром». С 26 января 1850 года за выслугу лет он произведен в коллежские секретари. 20 апреля 1851 года «За прослужение его в Закавказском крае более 5 лет» наместником Кавказским ему назначено «добавочное жалованье ¼ оклада» т. е. 225 руб. 3 июня 1851 года Д. Скудиери был «Высочайше пожалован кавалером ордена Св.Анны 3 степени». Не лишен интереса и тот факт, что 17 августа 1847 года Д. Скудиери в своем письме на имя кн. М. Воронцова сообщает, что вследствие его предложения компании Австрийского Ллойда отправлять пароходы в Редут-кале (пристань в первой половине XIX века в Западной Грузии на берегу Черного моря. В 1846 году она получила статус портового города); компания эта делает его своим агентом, в связи с чем Д. Скудиери «считает долгом испросить разрешение Его Сиятельства на принятие на себя этой обязанности». Разрешение на это он получил, поскольку в К.К. на 1848 год встречается сообщение о том, что «открыто в г. Тифлисе, с дозволения начальства, Агенство Австрийского Ллойда управлять коим уполномочен Архитектор Иван Борисович Скудьери, живущий в доме… Агаджанова… на Баронской улице». В К.К. же на 1850 год уже указывается, что «живущий в собственном доме на Эриванской площади, в прежних полицейских зданиях».
Проект «Высочайше утвержденного» военного Корпусного соборного храма один из наиболее значительных проектов, составленных Д. Скудиери в Тбилиси. Строительство «Корпусного храма» или, как его еще упоминают, «Корпусного собора» было начато в 1848 году. К несчастью, 5 июня 1851 года некоторые части, строившегося Соборного корпусного храма, внезапно обрушились. При этом задавило нескольких рабочих, а также Д. Скудиери, который лично руководил работами по сооружению храма. Д. Скудиери был перевезен в городскую больницу, где он скончался. Похоронили его в Тбилиси на католическом кладбище. В настоящее время оно не существует (было упразднено в 1930-х годах).
Что касается Соборного корпусного храма или Корпусного cобора, то мы полагаем, что он был достроен, но не по первоначальному, а, скорее всего, по измененному проекту. Основанием для такого вывода могут служить следующие сведения. В газете «Кавказ» от 26 января 1855 года (№ 8) имеется сообщение о перенесении иконы Смоленской Божьей матери из церкви Главнокомандующего в Корпусную церковь, временно помещающуюся в Тифлисской семинарии. На карте Тбилиси 1859 года в южной части Александровской площади (нижняя часть Александровского сада) уже нанесена за № 23 и за № 24 «Временная церковь св. Николая Чуд., а также колокольная при оной церкви». В той же газете от 8(20) января, № 4 и от 14(26) февраля 1869 года, № 20 сообщается о пожаре (5 января) временного собора Кавказской армии (или, как его еще упоминают, армейской церкви во имя св.Николая) в результате которого остались «только каменные стены церкви, каменные столбы, поддерживующие прогоны, и половые балки, сохранившиеся под полусгоревшим полом». В начале же 1869 года церковь была уже восстановлена, при этом деревянная крыша была заменена на железную. Наряду с этим имеется сведение о том, что в нижней части Александровского сада (ныне сад им. Г. Леонидзе) находился «Корпусной Николаевский военный собор», который был заложен в 1848 году (тогда территория Александровской площади). Собор, где была «колокольня в связи с Собором» вмещал до 400 человек и именовался так до постройки в Тбилиси в 1897 году Соборного храма Кавказской армии имени св. Александра Невского (Г. А. Цитович, 1913). Поэтому эта церковь упоминается в «Кавказском календаре» на 1915 и 1917 годы, уже как «Тифлисский Николаевский военный собор» (в Александровском саду). Полагаем, что, скорее всего, после 1869 года церковь была перестроена, поскольку позже (в начале 1880-х годов), она уже не упоминается в качестве Временного собора. На это также может указывать то, что на плане Тбилиси 1859 года при церкви указана отдельно стоящая колокольня, а в уже упомянутой книге указывается «колокольня в связи с собором». Полагаем, что это именно та церковь, строительство которой было начато по проекту Д. Скудиери. На это указывает то, что совпадают годы их заложения (1848 г.), их назначение (армейская, Корпусной собор, военная), по сути дела и их наименования, что в принципе делает нереальным заложение двух военных Соборов, в один и тот же год, в одном и том же городе – Тбилиси. Поэтому считаем, что Корпусной собор, начатый Д. Скудиери, был достроен, но по другому проекту, используя сохранившиеся после разрушения храма стены или, точнее, все то, что от него осталось. Он был разрушен в конце 20-х — начале 30-х годов XX века. Если, высказанная нами версия приемлема, то это уточняет место возведения Корпусного храма, а именно Александровскую площадь, которая использовалась в то время как плац-парад. Следовательно, храм, «который будет окружен решеткой из орудий отнятых от Турок и Персиян, совершенно подобной ограде Преображенского Собора в С. Петербурге…»строился в южной части площади ближе к Казначейской (ныне А. Собчака) улице. Это заставляет думать о том, что у Д. Скудиери, возможно, были свои планы по поводу архитектурного оформления и этой площади. Место возведения церкви приблизительно находилось на том месте которое, как уже было отмечено, рассматривалось как одно из возможных мест для возведения здания театра.
После гибели Д. Скудиери, его отец Бернардо Скудиери, в письме посланном 27 декабря 1851 года наместнику Кавказскому, выразил желание знать об оставшемся после сына его имуществе, а также просил принадлежащий покойному дом на Эриванской площади, занятый под помещение «присутственных мест», «принять в казну за настоящую свою цену; в противном случае доходы с онаго высылать к нему». Тифлисское губернское правление. которому было поручено это дело, выяснило, что после смерти Д. Скудиери, как «донесла» городская полиция, осталось разное движимое имущество, в частности, деньгами 25 рублей, три расписки на 250 рублей в должных ему разными лицами деньгах и, главное, дом, в котором помещалась полиция, т. н. Дом Скудиери. Дом или, как его еще именовали имение, заключалось в каменном двухэтажном доме, двух флигелях, а также в различных подсобных постройках (сарай, кузница, конюшня и т. д.) и землей под ними в количестве – 537 саж. (2450 кв.м.), “состоящее в гор.Тифлисе, 1-й части на Эриванской площади”, которое было принято «в владение уездной опеки с назначением опекуном» кн. Соломона Сумбатова (Сумбаташвили). Полиция, имея ввиду, что на покойном Скудиери числится довольно значительный долг приказа общественного призрения, полагало, что занимаемый ею под свое помещение дом надо оставить в опекунском Управлении, так как с доходов того дома в несколько лет может быть уплачен весь долг, числящийся за Скудиери. Кроме известных долгов, за покойным Скудиери числилось еще 4058 руб. 16 коп. серебром, позаимствованных им из сумм казначейства князя Наместника, а также суммы в церковно-строительный капитал Кавказской армии, «начтенные» за разрушение, строившегося под наблюдением Д. Скудиери, Корпусного собора. Обо всем этом Губернское правление 21 июля 1852 года сообщило начальнику гражданского управления Закавказским краем князю В. Бебутову с возвращением письма Бернардо Скудиери и с предоставлением копии с контракта, а также доложив, что губернское правление разделяет мнение полиции об оставлении занимаемого ею дома в Опекунском Управлении ”впредь до пополнения числящихся на покойном Скудьери долгов”, в связи с чем полагало бы «объявить сказанному Бернарду Скудьери». 24 июня 1854 года Тифлисский уездный суд, рассмотрев дело о наследстве и долгах Ивана Скудиери, окончательно отказал в правах наследства его родителям Бернардо и Анджеле Скудиери, на том основании, что они не имеют права на наследование «благоприобретенным детьми их имением», в данном случае имущества своего сына, согласно соответствующей статьи кодекса. Брату же его, австрийской службы полковнику генерального штаба Антонио Скудиери, отказал по причине «непредставления» им требуемых доказательств о ближайшем его родстве с Д. Скудиери. 27 мая 1861 года датируется прошение остальных братьев и сестер Д. Скудиери, о том чтобы они были признанны законными наследниками их покойного брата Джованни. В связи с этим, 16 ноября 1861 года Тифлисский уездный суд вынес решение, что представленные «вышепомяннованными» лицами: Карлом, Луиджи, Джузеппе, Лучией и Эмилией Скудьери свидетельства о их рождении и крещении могут подтверждать только степень родства детей к родителям, а о степени родства «помянованных Скудьери с покойным Иваном Скудьери не могут служить доказательством; о чем объявить им Скудьери чрез дипломатическую канцелярию наместника Кавказского». К сожалению, суд не указал, какие документы могут служить доказательством о степени родства полнородных братьев и сестер.
Как видно, из доходов, получаемых с «дома Скудиери» не удалось, как предполагали, уплатить весь долг числящийся за Джованни Скудиери, поэтому Тифлисское губернское правление в мае 1863 года назначило в публичную продажу «недвижимое имение принадлежащее Скудьери». Появились желающие, желание приобрести «дом Скудьери» выразило и Тифлисское городовое управление, которое нашло это весьма выгодным для города. В конце марта 1864 года означенный дом был приобретен в городскую собственность и в нем поместилось Городовое управление и городские службы. Что касается движимого имущества (в частности, двух золотых часов, золотой французской табакерки и т. д.), оно было продано с аукционного торга. Часть, полученной от этого суммы денег, была выдана казенному крестьянину Иосифу Курдосанидзе «за службу его у Скудиери», а также приставу Дроздовскому в «уплату, израсходованных из собственности своей на похороны Скудиери» в размере 10 руб., он остался должен и содержателю гостиницы итальянцу Карло Мориджи, «за кушанья 171 руб. 80 коп. сер. по счету, правда, им не заверенному», и др. Гостиница К. Мориджи находилась на Головинском проспекте в доме Я. Зубалова (Зубалашвили), ныне проспект Руставели, 14 (дом был перестроен в 1872 г. по проекту арх. А. Зальцмана).
С начала XIX века, в строительстве Тбилиси впервые появляются определенные и обязательные правила и нормы, регулирующие строительную деятельность города, так как Тбилиси, как и любой город феодальной эпохи, развивался стихийно, хотя по крайней мере в XVIII веке имелись сложившиеся, хоть и не фиксированные письменно правила строительства. Новые части города носят плановый, регулярный характер. При строительстве новых кварталов соблюдаются красные линии. Но, в тоже время, эта плановость все же носила несколько ограниченный и односторонний характер. Как известно, на протяжении всего XIX века несмотря на столь значительный рост города, его развитие, как и прежде (имеется в виду феодальный период), осуществлялось без наличия единого, руководящего плана. Дело фактически сводилось к планировке отдельных улиц и районов города, которая в основном заключалась в назначении т. н. красных линий. Таким образом, можно сказать, что город в определенной степени развивался «стихийно», т. е. повинуясь своему природному расположению, естественным условиям – резко выраженному рельефу, реке, способствующих его линейному развитию. По укоренившемуся мнению, в Тбилиси в тот период практически не были осуществленны даже отдельные проекты, которые включали бы какие-то общие элементы архитектурного осмысления отдельных частей города, не говоря уже о заранее разработанных проектах городских архитектурных ансамблей. В течение последних лет наши разыскания творчества Д. Скудиери, позволяют нам утверждать, что все же встречались проекты, где мы имеем дело с заранее продуманной градостроительной композицией. В частности, имеем ввиду Эриванскую (ныне Свободы) площадь, где по проекту Д. Скудиери сложился определенный ансамбль, который несомненно имел градостроительный акцент.
До начала XIX века территория нынешней площади Свободы находилась за пределами городской стены, вдоль линии застройки восточной стороны площади, ныне улицы Пушкина. Территорию по всей длине наискось пересекал овраг, т. н. Аванаант-хеви (или как его иногда называли, «Сололакская канава»), по которому в Куру стекали ливневые воды. С запада и юга территория ограничивалась садами, а с севера она была открытой. Указанная территория относилась к Гаретубани, т. е. той части города, которая представляла его предместье. Застройка площади начинается в первые десятилетия XIX века. Одно из зданий этого периода, существующее и ныне, здание штаба Кавказской армии, которое было заложено в 1824 году. В 1838 году Яков Зубалов (Зубалашвили) построил гостиницу на северной стороне площади (ныне здание Музея искусств Грузии). В 30-х годах XIX века в северо-западном углу площади было построено здание т. н."Тифлисского благородного училища". В эти же годы южную сторону площади уже занимает новое здание городской полиции. Процесс становления площади, которая с течением времени превратилась в функциональный центр города, происходил постепенно. Ее конфигурация, связь с главнейшей улицей нового города – Головинским (ныне Руставели) проспектом, а также и другими улицами, примыкающими к главной площади города, а также их взаимосвязь по отношению к друг другу, может показаться случайной. Но это не было случайным, поскольку процесс становления площади, происходил не одновременно, а постепенно, в течение довольно длительного времени и был обусловлен определенными внешними факторами, каковы: линия крепостной стены с восточной стороны площади; наличие Коджорских ворот, у которых было сосредоточено начало несколько дорог, в частности, Коджорская дорога; Дигомская дорога как линия, фактически направление будущего Головинского проспекта; наличие оврага Аванаант-хеви; здание гостиницы, закрепляющее северную сторону площади; здание штаба, также закрепляющее угол площади с Головинским проспектом. Застройка площади осуществлялась несогласованно, в результате чего с течением времени здесь возникла довольно пестрая картина. Выбор именно этой площади для постройки здания театра, был обусловленен стремлением ее благоустройства и упорядочения, как главной площади города. Для этого достаточно указать на то, что в то время в центральной части города нашлось бы достаточно свободных мест для сооружения этого здания. Например, постройка здания театра предполагалась на Николаевской площади (приблизительно напротив дворца наместника, ныне Национальный дворец учащейся молодежи) или «в линии с гауптвахтою и бульваром» (т. е. на Головинском проспекте), или-же близ Александровской площади против дома гражданского управления (т. е. в нижней части Александровского сада). На это указывает и газета «Тифлисский вестник» от 5 ноября 1874 г., № 109 в статье «Памяти тифлисского театра» – «Обращено было внимание на то, что в центре города находится т. н. Эриванская площадь, которая представляла далеко стелящееся пустое, степное пространство, при том разрытое всю длину глубокой, дурно прикрытой, канавой». И действительно, возведение на площади здания театра способствовало засыпке оврага т. н.Аванаант-хеви, который полностью был перекрыт кирпичным сводом и засыпан именно в связи с его постройкой. Наконец, уже после возведения здания театра, было отмечено, что «улицы эти и площади частью уже вымощены камнем; вся-же вымостка будет окончена в течение этого года». Дело в том, что здание караван-сарая с театром, которое возвели в центральной части площади, поделило ее на несколько частей, как тогда писали, на две площади и две улицы.
Возведение свободно стоящего здания театра на площади вполне соответствовало принятой тогда практике и было характерно для многих европейских городов той эпохи. В данном случае, здание караван-сарая и театра было размещено в центральной части площади. Продольная ось здания театра шла параллельно основному направлению площади, точнее, направлению нынешней улицы Пушкина. Здесь надо учесть, что площадь имела сложную конфигурацию (не говоря уже об разнице отметок), и в данном случае при размещении здания было сделано предпочтение линии направления восточной стороны площади. Кроме того, здание театра было несколько смещено к линии нынешней улицы Пушкина, т. е. к восточной стороне площади, поэтому его размещение на площади по поперечной оси не было строго симметричным. Возможно, это было сделано преднамеренно, так как главный вход в театр был с западной стороны здания, фасад которого рассматривался в качестве главного. Ввиду этого у главного фасада образовалась площадь несколько более значительных размеров, которую впоследствии даже именовали Театральной площадью. А. Уманец отмечает, «Слова вообще очень недостаточны, чтобы дать верное понятие о произведениях архитектуры; для этого нужен план или рисунок…» и предлагает «желающим» обратиться к Кавказскому календарю на 1851 год, «при котором приложены: наружный вид этого здания» и часть площади, именно с западной стороны т. е. со стороны главного фасада. Мы полагаем, что этот «рисунок» представлял собой часть «измененного» проекта «театрального здания с лавками», утвержденного 14 февраля 1850 г. В пользу этого соображения говорит следующее. Во первых, исходя из того, что фразу «…для этого нужен план или рисунок…» следует рассматрывать в контексте описания А. Уманцем именно проекта здания театра; во-вторых, и это принятая практика, когда в состав проекта входят не только генплан, планы этажей, разрезы, фасады, но и часто, для наглядности, перспектива проектируемого здания, чтобы по ней можно было представить, как оно будет выглядеть в натуре. Принимая во внимание, что Д. Скудиери был неплохим рисовальщиком, можно смело предположить, что «рисунок», представляющий собой часть проекта, был сделан им как автором проекта, тем более что по своему характеру это т. н. архитектурный рисунок. Наряду с этим, как мы полагаем, «рисунок» не похож на зарисовку с натуры; по крайней мере до начала 60-х годов XIX века здание было неоштукатуренным; у главного входа в театр, как будто, указаны грифоны, которые появились там лишь в 1851 году; не указана наружная лестница у северо-западного угла здания (видимо, она была добавлена в процессе строительства), в левом углу «рисунка» указаны горы, хотя горы эти находятся в далекой перспективе.
Здание театра было одним из самых крупных строений в городе и доминировало в застройке тогдашней Эриванской площади. Сама площадь, естественно, уже не представляла собой единое открытое пространство, поскольку в центральной части площади возводится одно из самых примечательных сооружений того времени – «громадный» караван-сарай с театром, занимающий всю ее середину. Театр, как уже было отмечено, строился с 1847 по 1851 год.
Перед архитектором стояла довольно трудная задача, «выстроить на Эриванской площади здание, где внутри был бы театр, а вокруг онаго помещения для магазинов» (К., № 248, 1886 г.). Если вначале это определение рассматривалась нами в качестве проектного задания архитектору, то на самом деле оказалось, что оно означает найденное им планировочное решение этой задачи. Таким образом, с одной стороны, предстояла разработка проекта театрального сооружения, что само по себе представляет собой сложный и специфичный вид архитектурного проектирования и, в тоже время, стояла задача необходимости органичного сочетания в одном здании двух функций – основной, зрелищной, т. е. театральной, с торгово-коммерческой. К сожалению, самого проекта «проектировавшаго, строившаго и с честью закончившаго это здание архитектора Скудиери» не сохранилось. Сохранились письменные описания здания «караван-сарая с театром», архивные фото, рисунки здания театра и зрительного зала, занавеса театра. Нам удалось обнаружить лишь проект его перестройки 1877 года, где по нашему мнению, первоначальный план т. е. проект Д. Скудиери, использован как основа для проекта перестройки, другими словами который «наложен» на первоначальный проект. Указанный графический материал включает два этажа, где помещался театр и два разреза здания (продольный и поперечный). Учитывая довольно низкое качество графического изображения, что усугубляет и наличие на нем проекта перестройки, очень трудно в точности восстановить первоначальную планировку хотя бы этих двух этажей, хотя отдельные выводы все же можно сделать. Принимая во внимание, что строительных норм на проектирование театральных сооружений тогда, наверно, не существовало, Д. Скудиери должен был ознакомиться с планировочными решениями, функциональной организацией уже существующих театров, чтобы при проектировании использовать накопленный ими опыт. Определенный опыт проектирования театра у него уже был, если вспомнить одноэтажный одесский театр князя П. И. Гагарина. Наряду с этим, вне сомнения, ему хорошо был знаком Первый одесский театр, построенный в 1804-1809-х годах по проекту архитектора Тома де Томона, вместимостью на 800 мест (с трехярусным залом). Не случайно А. Уманец, в своей статье, отмечает — «Сравнивая театр этот (т. е. тбилисский) с театром Одесским, находим, что хотя он и короче сего последняго двумя саженями, но зато шире его таким-же числом саженей, так-что пространство внутренней плоскости залы одинаково,— различествует-же одною только фигурою (полагаем, что здесь подразумевается — только формою.— Т.Г.)». Продолжая описание театра, отмечая его основные параметры, пишет: «Но все эти цифры будут немыми, если оставим их без сравнения с цифрами размеров другого какого-либо известного здания подобнаго-же рода. Для этого решимся взять Большой (имеется ввиду Каменный) театр в С.-Петербурге, принадлежащий, как известно, к превосходнейшим постройкам столицы, и сравним с описываемым нами зданием. В приведенной сравнительной таблице размеры перваго взяты с печатного плана архитектора Кавоса, а размеры последняго – с плана … архитектора Скудиери». В статье, в частности, приводятся данные о том, что длина театрального здания в Тифлисе равна 36 саж. 2 арш., а Большого театра в С.- Петербурге 43 саж. 1 арш., ширина соответственно – 22 саж. 2 арш. и 21 саж. 1 арш.
и что « – за верность же приведенных цифр можем поручиться: оне сообщены нам архитектором Скудиери». Но, конечно, главное не в этом, т. е. цифрах, главное в том, что как мы и предполагали, эти сведения и в целом технические детали должны были исходить непосредственно от Д. Скудиери. Иначе возникает вопрос, почему А. Уманец сравнивает тбилисский театр именно с этими театрами и у него даже имеется «печатный план» Большого театра после его реконструкции в 1835–1836 гг. (архитектор Альберто Кавос). Или такие планировочные подробности, как «три широкие двери, каждая в 1 саж. и 4 вершка шириною, служат входом в просторную переднюю, с каменным полом и, и по величине своей если не просторнее, то, конечно, не уступающую, боковым передним Большого театра», или же «В 3-м ярусе (rez de chaussee), имеется ввиду уже торговая часть здания, в фасадной стене устроены шкафы для мелочных торговцев. Архитектор полагал стену эту оставить a jour, но хозяин здания, желая увеличить доход свой, предпочел занять ее этими шкафами, которых здесь 80; но в верхнем ярусе стена эта оставлена a jour». «Плоский свод (очень пологий свод, у которого стрела подъема не превышает 1/36 пролета.— Т.Г.) обнимает всю внутренность театра; диаметр его – 12 саж., высота (la fleche) – 2 саж.; он построен по системе Филиберта де-Лорма. Свод обнимает всю внутренность театра, так что раёк и ложи открыты для лучшей акустики». Считаем, что все это со слов Д. Скудиери, но даже в том случае, что автор статьи сам детально ознакомился с проектом, то это происходило при участии и с комментариями автора проекта т. е. Д. Скудиери, в качестве респондента. Это нисколько не умаляет, а напротив, увеличивает достоинство А. Уманца как автора, который серьезно и ответственно отнесся к своей статье, которая представляет собой не только обширную рецензию на театральное здание в Тифлисе, но и ценный исторический документ. Можно с уверенностью сказать, что при проектировании тбилисского театра Д. Скудиери использовал планировочные схемы театров начала XIX века, в частности Первого одесского, который он несомненно знал в натуре и Большого (Каменного) в Санкт-Петербурге, планы которого у него, по всей вероятности, были и который в то время принадлежал к «превосходнейшим постройкам столицы» и после перестройки считался «в Европе» образцом театрального здания. Большой (Каменный) театр представлял собой первый городской каменный театр. Построен он в 1775-83-х гг. (арх.Антонио Ринальди), перестроен в 1802-04-х гг. (арх.Тома де Томон), в 1835-36-х гг., как уже отмечалось реконструирован по проекту архитектора Альберто Кавоса. Конечно, это не исключает того, что он мог ознакомиться с планами и других театров этого же периода, как Александринского (1828–31 гг., арх.К. Росси), так и Московского Большого театра (1821–24 гг., арх.О. И. Бове) и других.
Сложно определить какие театры могли бы послужить для него образцом, и что и как было использовано или учтено Д. Скудиери при разработке проекта тбилисского театра, тем более что фактически у нас, как уже отмечалось, не сохранилось его проекта «караван-сарая» с театром. Первый Одесский театр был трехярусным, тбилисский также; «в бельэтаж» тбилисскиго театра «поднимались по двум двойным (т. е. всего четырем) полукруглым лестницам», точно такие же лестницы, такого же очертания были в Большом (Каменном) театре, но такие же точно лестницы имелись и в неосуществленном проекте Большого театра в Санкт-Петербурге архитектора Д. Кваренги (между 1780–1817 гг.). В проекте Д. Скудиери «позади сцены находится внутренний дворик, соединяющийся заднею стороны сцены, посредством трех дверей и который, в случае надобности, вероятно, мог бы служить продолжением сцены» т. е. авансцена, которая по своей планировке скорее напоминает авансцену Большого театра в Москве, чем авансцену Большого (Каменного) театра. И, наконец, в Большом (Каменном) театре зрительный зал имел овальную форму, в тбилисском же план был скорее подковообразный, по очертанию кривой близкий к французской (чуть менее двух третей круга, соединенная с порталом прямолинейными отрезками). Исходя из сказанного, мы считаем, что Д. Скудиери, учитывая и используя существующий опыт строительства современных ему театров, все же шел своим самостоятельным путем, решая стоящую перед ним специфичную планировочную задачу – проекта тбилисского театра с караван-сараем, исходя из конкретных условий.
По разработанному им проекту трехярусный зрительный зал и сцена занимали центральную часть здания, в боковых частях размещались другие помещения театра — фойе, буфет и входы в театр. Наиболее интересен зрительный зал, где хорошо найдены формы и пропорции. «Вокруг» же, вдоль всего периметра здания, были размещены торговые помещения.
Что касается торговой части здания, то в этом у архитектора был определенный личный опыт еще от одесского периода — достаточно вспомнить проект торговых рядов на Старобазарной площади, архитектурный ансамбль торгового назначения на Театральной площади – известный Пале-Рояль, которые были построены по проектам его дяди — архитектора Д. Торричелли и в которых, надо полагать, он мог принимать участие. К сожалению, нам неизвестны проекты вышеуказанных сооружений с той точки зрения, к какому типу торговых зданий их можно отнести. Хотя, по имеющимся у нас сведениям, они не должны были относиться к типу «пассажа». «Пассажи» появились в Одессе позже, в конце XIX века. Но, что касается составленного им проекта тбилисского караван-сарая, то его вполне можно признать торговым сооружением типа «пассаж». При этом, конечно, рассматриваем его как разновидность этого типа торгового сооружения постольку, поскольку на это объективно повлияло само проектное задание – сочетание в одном здании театра и «пассажа».
Определений, что представляет собой «пассаж» несколько. В частности, «пассаж», тип торгового здания, в котором магазины расположены ярусами по сторонам широкого прохода с застекленным покрытием; крытая галерея с двумя рядами магазинов (или контор), имеющих выходы на параллельные улицы; крытая галерея с рядом магазинов. Имеющиеся у нас как письменные сведения, так и в определенной степени и проект перестройки (1877 г.) подтверждают вышесказанное. И действительно: На всех четырех ярусах, вдоль протяжении всего периметра здания, были устроены внутренние галереи, благодаря которым и осуществлялись входы во все магазины и другие помещения караван-сарая. В четырех углах здания размещались лестницы «во всю высоту здания» т. е. лестничные клетки, связывающие все его этажи (ярусы). Кроме того, имелись выходы на параллельные улицы. Наряду с торговыми помещениями, в здании были «купеческие конторы», трактир, «ресторация», библиотека т. е. по принципу многофункциональности «пассажей». И, наконец, сам А. Уманец, видимо со слов Д. Скудиери, вместо этажей в основном употребляет термин — ярусы, как это характерно, когда речь идет о «пассаже». Таким образом, это был совершенно новый для города тип торгового сооружения, при этом наиболее ранний не только для Тбилиси, Грузии, но возможно довольно ранний даже и для Европы («караван-сарай» начал функционировать в 1849 году, его проект же, как уже было отмечено, был составлен в 1846 году).
Параллельно со строительством театра, с 1849 года на площади началось строительство «присутственных мест» или здания городской полиции, также, как было уже указано выше, по проекту Д. Скудиери. Здание полиции практически занимало всю южную сторону площади, а его прямоугольная в плане, довольно массивная, трехярусная и можно сказать «суровая» по своей архитектуре башня давала необходимый вертикальный контраст к горизонтальным линиям здания театра (если средняя высота здания театра, учитывая разницу отметок площади, была равна – 13,5 м., то высота башни до шпиля достигала – 32,47 м., а со шпилем 35,10 м., при этом высота самого двухэтажного здания полиции с парапетом, наверное, не превышала 9,5 м.). Центральный ризалит: лежащий на оси симметрии здания — несомненно вносил разнообразие в пространственную организацию фасада. Как уже было отмечено выше, после постройки двух флигелей со стороны Вельяминовской и Ханской улиц, тифлисский полицмейстер обратился к наместнику Кавказскому с просьбой о “необходимости прибавки” помещений для полицейского управления, увеличив по сравнению с существующим проектом, главный корпус, ”выдвинув строение вперед по всей длине постройки на три сажени на Эриванскую площадь”. То, что полицмейстер желал бы увеличить здание полицейского управления, это может не подлежать сомнению. Но это можно было бы сделать и иначе, скажем ”вдвинув” здание назад т. е. в сторону двора, а не в сторону Эриванской площади, что, наверное, было бы проще с точки зрения получения разрешения. Думаем, что тут не обошлось без профессионального мнения преследующего свои архитектурно-художественные цели архитектора. Правда, строился его собственный дом и он, как мы знаем, испытывал финансовые затруднения, и все же он отдавал приоритет архитектуре. К этому нужно еще добавить, что позже возникло намерение устроить со стороны площади две галереи с целью, чтобы флигели выходили на прямую линию с главным (средним) корпусом здания. Но наряду с этим «имеется упоминание» насчет «дозволения архитектору Скудиери устроить в полицейском здании вместо галерей с северной стороны», по одному палисаднику перед каждым из них. Как видно, Д. Скудиери сумел убедить в том, что галереи (глубиной до 6 м.) могут значительно затемнить флигели и тем самым сохранил центральный ризалит здания. В начале площади, приблизительно по ее оси, между зданиями полиции и театра (ближе к зданию полиции) Д. Скудиери поместил уже упомянутый «красивый каменный фонтан». Кроме чисто практической функции быть резервуаром воды для театра на случай пожара, по замыслу архитектора фонтан выполнял и художественную задачу быть связующим элементом для этих зданий. Этому способствовало и его проектное решение, где фонтан был окружен тротуаром и довольно массивными «тумбами», что визуально увеличивало его размеры.
Сегодня площадь имеет форму неправильной трапеции. Пространственная ось проходит по административному зданию с башней по центру (ныне здание «Сакребуло»), занимающего всю ее южную сторону, которое в основном и ныне акцентирует площадь. Кстати, на площади находится нулевая точка или нулевой километр — начальная точка отсчета дорожных расстояний, что в определенной степени, надо считать, было обусловлено расположением здесь здания мерии с ее башней. Интересно, что в архитектуре здания, как старого (полицейского), так и нового, городской думы и управы, как собственно и сейчас, господствует башня. В первом случае она должна была служить каланчой, а во втором выполняла роль традиционного архитектурного атрибута ратуши. Мы уверены, что башню над зданием полиции Д. Скудиери рассматривал не с точки зрения пожарной каланчи, как компонента здания полиции, а как необходимый элемент, создаваемого им ансамбля. При этом не исключено, что он рассматривал эту башню как компонент общественного т. е. муниципального здания. Самое интересное, что она, видимо, вообще не была использована в качестве каланчи, в частности, если верить фото снятому в 1862 году итальянским фотографом Луиджи Монтабоне, здание полиции здесь все еще с недостроенной башней. По нашим данным, башня была достроена лишь в 1864–65 годах т. е. тогда, когда это здание было приобретено Городовым управлением.
По контуру площади стояли очень скромные и разнохарактерные жилые дома; весь эффект этой площади обуславливал своеобразный архитектурный тандем – здания полиции и здания театра, который, особенно «громадное» здание театра, организовывал, пространственно «держал» всю площадь, а также, это нельзя не отметить, определял ее ориентации на внешний пейзаж. Масштаб зданий, расположенных вдоль длинных сторон площади, подчеркивал значительность главных сооружений, главным образом здания театра и здания полиции (присутственных мест) с его массивной башней. Открытый, конечно условно, характер площади определялся тем, что она открывала перспективы на отдаленные точки городского ландшафта, подразумеваем природные и архитектурные доминанты, с которыми она зрительно и пространственно была связана. В тоже время, находясь на площади, они воспринимались как бы включенными в единый ансамбль площади. Благодаря этому живописный контур Сололакского хребта с крепостью Нарикала (четко вырисовывающийся на фоне неба) присутствует в ансамбле площади, ориентировав ее на внешний пейзаж и усиливая эффект главной стороны. Мы уверены, что учет фактора внешнего пейзажа не случайность и даже предполагам, что при определении высоты башни, архитектором возможно учитывалась не только высота здания театра, но и контур хребта. Кстати, Л. Монтабоне, находясь в Тбилиси по пути в Иран сделал здесь несколько фотоснимков, при этом два на площади – это западный (главный) фасад театра и общий вид площади и, что интересно, именно с перспективой на крепость Нарикалу. Несомненно, что в архитектурной композиции или ансамбле так или иначе ощущаются приемы европейской, точнее наверное, городской архитектуры Северной Италии. После сноса здания караван-сарая, созданная Д. Скудиери пространственно-архитектурная композиция площади была нарушена. В 1935 году на площади сооружена трибуна, занимавшая центральную часть площади, которую разобрали в 1938 году. В 1956 году на площади сооружен памятник В. Ленину, который снесли в 1989 году. В 2006 году в центре площади установлена колонна св.Георгия. Но композиционной целостности площади все же не удалось достичь.
В течение многих лет — сложилось так, что почему-то Д. Скудиери упоминался только как автор отдельных сооружений, в данном случае моста или мостов и не принималось во внимание его значения как архитектора-градостроителя. Наместник кн. М. Воронцов «оценил выгодное положение Кук», для развития города, «если оно будет иметь постоянное и надежное сообщение» (К., 1848 г., № 48). Как отмечает Д. Скудиери, по личному приказанию М. Воронцова, «составлены мною проектные чертежи и сметы на постройку каменного моста, с купальнями на острову реки». Задание на составление проекта моста было выдано 21 сентября 1846 года. Анонимный автор статьи «Тифлис в настоящее время» (К., 23 ноября 1846 г.,№ 47) также указывает на то, что «составляется тоже Г-мъ Скудиери проэкт большого, постоянного моста через Куру, на четырех арках»… «Мост этот даст настоящую цену предместию Куки, там уже воздвигнулось более 40 двухэтажных хорошеньких домиков…» и главное «уже образовались правильныя улицы и площади, и новый, прекрасный город возникает по левую сторону Куры, грозя соперничеством Тифлису», и завершает статью — «Не вспомнишь, не перечтешь всех однолетних изменений и улучшений Тифлиса…». В начале 40-х годов XIX века, как писала газета «Кавказ» (1848 г., № 48), «…левый берег Куры покрыт был дымными лачужками, составлявшими дер. Куки. Сообщение с ней города было пол года через Авлабарский мост, что составляло крюку версты четыре, а пол года через так называемый Саперный мост, на козлах, ненадежный, часто уносимый прибылью вод» (находился по течению выше т. н.Мадатовского острова). Так что, собственно говоря, стояла задача не только составления проекта моста, но и задача перепланировки левобережной части города, которая началась еще до начала постройки моста. Это подтверждается и тем, что «В одно лето земля Кук была снята на план,.. разделена на участки,.. и теперь, в два года, там уже вырос новый город. Приступили к устройству каменного моста» (К.,1848 г., № 48). В своем отчете императору за 1848 год наместник кн.М. Воронцов так писал о Кукии: «в течении двух последних лет образовалась новая и прекрасная часть города. В 1846, 1847 и 1848 годах проложено в этих предместьях новых продольных улиц 16 и поперечных 16; построено домов: трех-этажных – 2, двух-этажных – 30, одно-этажных 158, выстроены два завода – литейный и кирпичный и разведено 2 сада с постройками…», и далее, «может показаться неправдоподобным и даже невозможным, что на месте, где еще два года тому назад еще ничего не было, кроме землянок и безобразных хижин, обитаемых, повидимому самым беднейшим классом народа, не только строится, но, можно сказать, выстроено уже правильное и красивое предместье…» (Акты, т., X, 1885). Большой интерес должно представлять собой сведение о том, что «разведено 2 сада с постройками», если учесть, что, по всей вероятности, они представляли собой первые общественные сады в городе (ныне сквер, разбитый в начале нынешней улицы И. Джавахишвили – это часть одного из этих садов). Независимо от этого отчета, в статье А. Уманца (З.В., 1851, №№ 28,29) также отмечается, что «В течение того же времени (1846–51 гг. – Т.Г.) воздвигнуто, или вернее сказать, выросло из земли новое предместие города Куки, на месте прежде бывших здесь безобразных групп саклей и землянок; в предместии этом построено более 190 домов, и в том числе 30 двух-этажных и 2 трех-этажных». Не исключено, что эти, как и другие подобные сведения приведенные в статье даны со слов Д. Скудиери. Сравнение планов города также указывает на то, что если Кукиа в 1844 году еще сохраняла свой сельский облик со своими дорогами и беспорядочной застройкой, то к 1850 году уже приобрела характер городской застройки с упорядоченной городской сетью улиц, правда, учитывающей направления прежних деревенских дорог. Новая Кукиа же, которая представляла собой незастроенную территорию, примыкающую с севера к немецкой колонии уже состоит из прямоугольных кварталов, заключенных между взаимно паралельными и поперечными улицами (эта уличная сеть сохранилась до сегодняшнего дня). Следует отметить, что районы Кукиа, Новая Кукиа, Немецкая колония отличаются от остальных частей города характером своей планировки: здесь самая регулярная часть города, здесь самые большие по своему размеру кварталы, чему, конечно, способствовал и рельеф местности. Новая планировка, не только не повторяя, а скорее учитывая существующую, в принципе сельскую планировку, немецкой колонии, превратила ее в часть города.
Несомненно, что осуществленная между 1845 и 1854 годами перепланировка, которая реально началась в 1846 году, так же как и строительство моста, сыграли огромную роль в формировании левобережной части центра Тбилиси, его главной артерии, нынешнего проспекта Давида Агмашенебели, и развития города в целом. По сути дела, можно считать, что это была первая или одна из первых больших городских реконструкций XIX века в Европе, которая фактически предшествовала т. н."османовской" реконструкции Парижа (1852–71 гг.), реконструкции Вены (началась в 1857 г.) и реконструкции центров некоторых других крупнейших европейских городов (Берлин, Кельн, Мюнхен). Это была целенаправленная, заранее осмысленная реконструкция города, включающая в себе все элементы характеризующие подобную реконструкцию: прокладка новых улиц, важнейших транспортных магистралей, планировка новых городских районов, создание площадей, ансамблей, разбивка садов; процесс – целью которого являлась перепланировка Тбилиси, его «европеизация», которая должна была придать ему облик европейского города и в тоже время поставить его на равный уровень. Эта реконструкция имела и свою методологическую концепцию, которая заключалась в том, что новый город планировался параллельно сохраняемому старому городу, что практически, в последующем, позволило сохранить в городской структуре и старый город. Конечно, здесь можно говорить о разнице в масштабах проводимых реконструктивных работ, но здесь существенна сама идентичность, аналогичность поставленной задачи, а именно – перепланировка крупного города. В тоже время, когда идет речь о сравнении, здесь, по всей вероятности, нельзя не учитывать и статуса Тбилиси — как столицы Грузии и наряду с этим, его значения в тот исторический период, как административного центра всего Кавказа.
Как свидетельствует пресса, архивные документы и, главное, отчет наместника Кавказского, работы по планировке левого берега Куры, также как составление проекта моста, практически начинаются с 1846 года. В 1846 году Д. Скудиери не только уже находился в Тбилиси, но и в 1846–47 годах был его городовым архитектором. Уже в силу своих обязанностей он должен был принять участие в этих работах. Среди возлагаемых на него как городового архитектора обязанностей было и установление т. н. “красных линий” при новом строительстве, Но, здесь нелишне напомнить, что 28 ноября 1845 года наместник Кавказа М. Воронцов пишет в Одессу ''по крайней необходимости здесь в архитекторе, сделать распоряжение об отправлении сюда (т. е. в Тбилиси)… архитектора Скудьери…''. На него «всегда» возлагалось «Составление планов и чертежей всех значительных сооружений в крае… во время кн.Воронцова», следует также вспомнить и его участие в разработке нового генерального плана застройки Одессы. Исходя из этого, логично, что если бы в Тбилиси в то время были архитекторы, которым по мнению М. Воронцова, можно было бы поручить решение значительных архитектурных задач, то зачем же он обременял себя лишними заботами, а «заполучив» Д. Скудиери, зачем бы передоверял их другому архитектору? Можно также вспомнить просьбу Д. Скудиери о разрешении ему использовать определенные денежные средства “для частых разъездов по делам службы по городу и предместьям онаго”. Надо полагать здесь подразумевалось и предместье левого берега Куры.
Что касается проекта моста, то замысел его не ограничивался только созданием проекта — перед ним стояла еще и задача разрешить планировку всей, прилегающей к нему, территории. В частности, как сообщала газета «Кавказ» (23 ноября 1846 г, № 47), к строющемуся мосту, должна «будет примыкать превосходная по мысли и удобству городовая купальня на островке между двух рукавов реки». Проект и смета на устройство этой купальни были составлены Д. Скудиери уже к началу февраля 1847 года. Первоначальное желание кн. Воронцова — построить на Мадатовском острове купальню при мосте – было отменено им в 1851 году, но идея была настолько привлекательна, что, как пишет газета «Кавказ» уже от 24 июля 1854 года, № 57 в своем фельетоне – «Заметки тифлисского фельетониста — Первая купальня на Куре» — «какой-то предприимчивый человек устроил на Куре купальню: …Охотников – пропасть, и устроивший купальню, вероятно, будет, в большом выигрыше от своего заведения». Наряду с этим, та же газета «Кавказ» (К., 1848 г., № 48) отмечала, что «На острове предполагалось устроить купальню и на откосах дамбы – аллею», а от 11 ноября 1853 г. (№ 84), что «По сторонам проезжей части дамбы (насыпи) предполагается построить каменные лавки и сделать съезды на остров». Действительно, впоследствии, вдоль проезжей части дамбы, между мостами, как писали тогда «на Михайловском мосту», были построены «лавки», что несомненно вызывает ассоциации с существующими в Европе (к примеру Италия, Франция) мостами, где на мостах, бывало, размещались магазины с различным товаром. В данном случае архитектор сумел творчески переработать эту тему, органично сочетая ее с конкретными местными условиями.
Мост, который фактически начинается (считая от центра) от Александровской площади (ныне сад им. Г. Леонидзе), выводит с раскрытием новых городских перспектив, на вновь спланированную площадь (будущую Воронцовскую, ныне Саарбрюкена), которая является одним из компонентов всего архитектурного замысла – упорядочить планировку города в этой части, именно города, а не только моста. По сути дела, была создана первая в городе поперечная городская магистраль от Александровской площади до Николаевской (ныне И. Джавахишвили) улицы протяженностью до 600 м. Примечательно, и это не случайность, что уже на карте Тбилиси 1850 года начальный отрезок магистрали до моста и конечный после моста именовались – Мостовой улицей, что как бы служит подтверждением ее непосредственной связи с мостом. Надо признать, что Воронцовская площадь и Мостовая улица удачно связали центр города с главной улицей Немецкой колонии, впоследствии Михайловским (ныне Давида Агмашенебели) проспектом, а так же с вновь спроектированными основными продольными улицами левобережной части города: в направлении на северо-запад – Елизаветинской (ныне М. Цинамдзгвришвили), Николаевской (И. Джавахишвили), фактически и с Андреевской (ныне Г. Чубинашвили) и Авчальской (ныне А. Чикобава и Г. Читаиа) улицами и в последующем в направлении на юго-запад – через Песковскую улицу, далее на Авлабари, с Кахетинской улицей. Из поперечных улиц следует особо отметить прокладку Кирочной (ныне Марджанишвили) улицы, по оси которой в 1885 году был построен Верийский мост, устроен – Верийский спуск в результате чего была создана новая важная в градостроительном отношении магистраль – Кирочная улица – Верийский мост – Верийский спуск, непосредственно соединившая две главные продольные планировочные оси застройки левого и правого берегов Куры, Головинский и Михайловский проспекты. Эта поперечная магистраль, наряду с первой поперечной магистралью Михайловского моста и в настоящее время играет важную роль в планировочной структуре центра Тбилиси.
Есть еще один вопрос, которого мы сочли нужным коснуться, а именно о том, что главным виновником в «обрушении» Корпусного Соборного храма власти признали Д. Скудиери. На него было наложено денежное взыскание и в дальнейшем в одном из архивных дел он именовался «казенным должником». Решение, во всяком случае для нас, довольно неожиданное. К сожалению, нам не удалось обнаружить архивные документы, которые могли бы ответить на основной вопрос — кем и на основании чего он был признан главным виновником этой катастрофы. В тоже время представляет интерес и то обстоятельство, что если он был признан главным, то следовательно, надо полагать, что были и другие виновные. Но кто они, этого мы не знаем. Д. Скудиери, несмотря на свой возраст, был опытным архитектором и это была не первая его постройка. Какую ошибку он мог допустить как проектировщик или как руководитель строительных работ, сказать трудно. Ошибку во время проектирования, наверное, можно исключить. Наличие в проекте каких-либо особо смелых экспериментальных решений, которые могли бы вызвать сомнение в реальности их практического осуществления, вроде бы должны быть исключены, так как на это обратили бы внимание, тем более что проект был утвержден «в высших инстанциях». Корпусной собор, как мы предполагаем, судя по краткому описанию, мог быть по своему планировочному решению близок к Сретенской церкви — пятикупольного храма в византийско-русском стиле (главный купол и четыре боковых, по углам здания), построенной в Одессе в 1847 году, как уже отмечалось, под руководством Д. Скудиери. Наряду с этим, в качестве архитектурного образца мог послужить и пятиглавый Спасо-Преображенский Собор, т. н. «собор всей гвардии» в Санкт-Петербурге (построен в 1829 г. по проекту арх. В. П. Стасова). Учитывая то, как отмечала газета «Кавказ» (23 ноября 1846 г., № 47), Корпусной собор будет окружен оградой «подобной ограде Преображенского собора в С.-Петербурге», невольно предполагаешь, что не исключено, что этот собор мог быть выбран в качестве образца, тем более что подобный прецедент уже был. Сретенскую церковь разрушили при Советской власти в 30-х годах XX века. Спасо-Преображенский собор существует и в настоящее время. Не лишне еще раз вспомнить объекты, построенные Д. Скудиери в Тбилиси: в 1851 году здание «караван-сарая и театра», которое было разрушено в 1934 году, т. н.Сухой (бывш. малый Михайловский) мост, который возвели в 1851 году и функционирует до настоящего времени, главный корпус здания полиции (дом Скудиери), законченный строительством в том же 1851 году и над которым в 1882–84 году надстроили третий этаж существует и сегодня. Кстати, он был не только автором проекта этого здания, но и непосредственно руководил его постройкой, включая найм «мастеровых» и приобретение строительных материалов. В 2014 году была осуществлена реставрация этого здания, но каких-либо существенных деформаций в нем не оказалось.
Обычно для расследования происшествий, подобных разрушению Корпусного собора, назначались специальные комисии. Например, 27 апреля 1849 года, когда в строившемся театре обрушились два каменных свода, то «немедленно была учреждена комиссия для освидетельствованию работ». Комиссия нашла, что «многия работы в здании произведены не прочно и потому требуют исправлений». Д. Скудиери, который в это время отсутствовал, по возвращению в Тбилиси, просил, чтобы «означенный акт был проверен в натуре особою комисиею при бытности (присутствии) его, Скудиери, и хозяина постройки – Тамамшева». Вследствие этого была назначена новая комиссия, которая, после осмотра здания, нашла, что «по причине большого напора воды, при сильных дождях, стекающей по Эриванской площади, следует обратить внимание на отвод воды, чтобы она не могла залить подвального этажа и тем произвести вредныя последствия для здания». В связи с этим «немедленно были приняты соответственныя меры». Внезапное разрушение 5-го июня здания Корпусного собора заставило «многих усумниться и в прочности театрального здания Тамамшева». И действительно, начальник гражданского управления, кн. Бебутов, 18-го того-же июня, представил кн.Воронцову следующий доклад о том, что: Тифлисский старший полицмейстер донес, что при осмотре им здания театра он заметил, что во «всех почти арках имеются трещины, каковыя видны и во многих сводах, и что в особенности опасны, по мнению его, трещины на лестницах». В связи с этим он (т. е. кн.Бебутов) попросил инж-ген-м. Евстратова, осмотреть здание, возведенное Тамамшевым. Тот «осмотрев два раза помянутое здание», «удостоверил» его, что хотя, действительно, в здании имеются трещины, но они в настоящее время не представляют опасности и произошли от осадки стен здания. В тоже время, он предложил создать комиссию для определения технического состояния здания с тем, чтобы она составила акт «за общею подписью, с объяснением, какие меры следует предпринять в случае, если она найдет, что зданию угрожает какая-либо опасность». Составленная на этом основании комиссия «освидетельствовала» здание театра 12–13 июля 1851 года и нашла: «1) что капитальныя части стен и столбов, служащия основанием всех прочих сооружений, от фундаментов во всю высоту возведены из кирпича на извести — довольно прочно, но самая кладка произведена туземным образом, толстою подливкою швов; 2) вследствие такой кладки, по громадной высоте здания и по числу швов медленно усыхавших, произошло горизонтальное движение, сопровождавшееся всеобщею осадкою капитальных стен, столбов и расположенных по ним опорных частей: сводов, арок, перемычек и лестниц, от чего все помещения, разъединясь в кирпичной кладке, во всех этажах, явили трещины в различных направлениях, более или менее значительные, могущие причинить вред зданию частью при землетресении или при действии осадки, или-же при неосторожной и непомерной тяжести складов сверх сводов». Были предложены меры («наблюдение») для определения того, что продолжается ли и в какой степени осадка капитальных частей здания, а также конкретные меры по укреплению некоторых сводов и арок. В результате проведенного «наблюдения» оказалось, что осадка капитальных частей в юго-западном углу здания еще продолжается в весьма легкой степени. Для ознакомления с мерами для «укрепления» здания, «неоднократно был приглашен» Тамамшев, «в видах собственной его пользы», который «подперев два неблагонадежных свода в нижнем этаже», «расщебенил только трещины по сводам в нижнем этаже, оставив таковые без всякого исправления во всех прочих этажах». Поэтому комиссия, хотя и признает упоминаемое здание в устойчивости опорных частей прочным, но не может «положительно ручаться за благонадежность сводов и арок во всех прочих этажах, при могущем встретиться землетрясении, действию которого, легко могут быть подвержены смело сооруженные части некоторых наружных каменных лестниц». Акт был подписан 15 июля 1852 года. К подписанному акту было «приписано рукою» губернского архитектора Белаго, что «неустойчивость в сем акте сводов и арок под лестницами может произойти тогда только, когда случится чрезвычайное землетрясение». Вышеприведенное еще раз указывает на то, что для расследования подобных происшествий учреждались специальные комисии. Была ли создана в связи с Корпусным собором такая комиссия мы не знаем, поскольку у нас, повторяем, нет архивных сведений. При «освидетельствованиях» составлялась довольно подробная документация, которая хранилась в делах. Ведь приведенные выписки взяты из «Актов», которые использовали для этого официальные отчеты. В данном случае, подразумеваем разрушение Корпусного собора, «Акты» приводят в графе «Разные заметки» лишь сообщение о том, что “июня 5-го. В 6 ¾ по-полудни в Тифлисе, во вновь строющемся Соборном корпусном храме, из числа четырех столбов поддерживавших главный, с 4-мя арками, купол, три совершенно обрушились с арками и с его, к ним сделанным кольцом, как основанием предполагаемого к постройке главного купола; из 4-х угольных большею частью обрушились, а остальные их части, в трещинах, угрожали падением. Всего пострадало 16 чел., из коих тотчас умерло 4, и в числе их архитектор к.секр. Скудиери. Подрядчиком по постройке был Алексей Шадинов”. (Акты, т., X, 1885, стр. 332). Это сообщение взято из доклада начальника гражданского управления Закавказским краем, составленного на основании рапортов тифлисского коменданта и младшего полицмейстера с добавлением только одной фразы, в которой упоминается подрядчик. «Разные заметки» составлены Ад.Берже. Почему было «освидетельствовано» только здание Тамамшева? Потому что там были заметны трещины или может быть как здания «посещаемом постоянно в течение всего дня большим числом людей», хотя «с другой, что обнаружение сомнения в прочности здания может встревожить помещающихся там торговцев, побудить их оставить здание и чрез то причинить ощутительные убытки владельцу онаго». Но ведь с этой точки зрения желательно было бы проверить и прочность такого сооружения как мост, также построенного Д. Скудиери. Но это не было сделано, надо полагать потому, что там не было заметно трещин. По мнению Г. Бежанишвили, «Наряду с другими проектами Скудиери составил и проект Корпусного собора и лично руководил работами. Он находился на подмостках строившегося собора, когда в июне 1851 года вследствие небрежного отношения подрядчика к технике производства строительных работ внезапно рухнули своды и некоторые части собора, повлекшие за собой человеческие жертвы, среди которых погиб и сам Скудиери». К сожалению мы не знаем, что ему, а также и другим лицам принимавшим участие в строительных работах вменялось в обязанности и за что они несли ответственность, согласно существующему тогда законодательству. Может быть, власти посчитали, что вина Д. Скудиери состояла в том, что он был руководителем работ по постройке Корпусного собора и поэтому отвечал за все происходящее. Нельзя исключить и того, что на принятое решение в определенной степени могла повлияла его гибель. Вопросы на которые нам пока что трудно дать исчерпывающие ответы, действительно существуют, что позволяет нам считать, что с вопросом разрушения Корпусного собора, к сожалению, не все ясно.
Джованни Скудиери жил и творил в Тбилиси чуть больше пяти лет. За это время им было сделано многое. Достаточно вспомнить то, что было им построено и что запроектировано. При этом еще раз следует отметить то, что «Составление планов и чертежей всех значительных сооружений в крае, воздвигнутых или предначертанных во время кн.Воронцова, возлагалось всегда на Скудиери» (Акты, т., XI, 1888). Это, конечно, не было случайным. «Истинный просвещенный ценитель дарований», как писал о М. Воронцове Д. Скудиери, видимо, очень хорошо знал кому и что можно поручить. Примечательно, что Д. Скудиери приехал в Тбилиси (Тифлис) из Одессы 23 февраля 1846 года, 18 марта 1846 года он уже был назначен «исправляющим должность городового архитектора» Тбилиси, а 23 ноября 1846 года газета «Кавказ» в своей статье «Тифлис в настоящее время» уже отмечает, что «Теперь же, начинает преобладать чисто италианский вкус» и далее «которого (т. е. Д. Скудиери) проэкты новых зданий вскоре превратят наш город в примечательный по изящным строениям в италианском вкусе». Современники наглядно видели зарождение новых тенденций в архитектуре и считали, что “теперь-же начинает преобладать чисто итальянский стиль”, представляя Д. Скудиери архитектором распространяющим итальянский стиль в архитектуре Тбилиси, хотя его творчество относится к периоду зарождения эклектизма. В тоже время, и это, наверное, примечательно, этот «италианский вкус» или точнее новые нарождающиеся тенденции в архитектуре отождествлялись именно с именем Д. Скудиери. В своем творчестве он использовал заимствованные непосредственно из Европы элементы и детали, в основном архитектурные формы периода ренессанса в интерпретации архитектуры XIX века. В его творчестве встречаются и другие заимствованные «стили», в частности, «восточный» или «персидский» стиль.
С точки зрения технического, а именно графического исполнения его проекты выявляют высокий профессиональный уровень архитектора и хороший вкус. Разработанные архитектором проекты инженерных сооружений отличаются смелостью решений и говорят о его способностях как инженера-конструктора.
Джованни Скудиери, несомненно, был талантливым человеком, многосторонне одаренным архитектором, о чем можно судить по широкому диапазону его работ — объемная архитектура (жилые, общественные, учебные, культовые сооружения, здания торгового назначения), градостроительство, малые архитектурные формы, интерьер, инженерные сооружения, архитектурные обмеры, преподавательская деятельность и даже декоративная скульптура. По сути дела, он только начинал свою творческую карьеру и, безусловно, многого мог еще достичь, учитывая его способности и, конечно, стремление иметь более обширное поле деятельности. Достаточно вспомнить его слова – «желал бы иметь несколько обширный круг для показания моего усердия и моих способностей…». Задачи, поставленные перед ним можно рассматривать как перепланировку города, включающую и создание архитектурных ансамблей. Выполненные им проекты позволяют нам предполагать, что, думая о постройке, он представлял себе не только отдельное здание, но в тоже время и часть той городской застройки, где оно возводилось. В этом случае выявлялись обе стороны его «способностей» и как архитектора, как и архитектора-градостроителя. Он искал новые архитектурные формы, испытывал потребность в новых строительных материалах, стремился перекрывать большие пространства. Иногда даже создается такое ощущение, что он как бы хотел опередить свое время.
Современники давали высокую оценку его творчеству. В частности, «Кавказский Календарь» на 1849 г., в статье «Тифлис» отмечает, что «в Тифлисе в настоящее время находится очень много красивых зданий, как казенных, так и частных… Здесь нельзя не упомянуть о некоторых постройках, которые еще не приведены в исполнение, но которые, судя по проэктам смело могут причислены к числу замечательнейших в городе. Оне суть – церковь Главного штаба (имеется ввиду Корпусной собор.— Т.Г.), каменный мост через Куру, каменный большой театр, здание в котором будет приготовляться газ для освещения города, и здание для публичной библиотеки». Как мы видим, из пяти названных проектов, три принадлежат Д. Скудиери. «Здание это, построенное искусным архитектором Скудиери, вмещает театр» пишет в своей статье «Новый театр в Тифлисе» писатель граф В. Соллогуб (К., 1851 г., № 29). Помещенная в газете «Кавказ» от 6 июня, 1853 года, «городская хроника», «представляет» своим читателям «целый ряд эпох, которые останутся для Тифлиса навсегда неизгладимыми», и «она всегда будет говорить о всех сооружениях, учреждениях и улучшениях, которые поставили с 1845 года… древнюю столицу царей грузинских…на степень образования, равную Европейским городам». Несомненно, Д. Скудиери один из тех деятелей, стараниями которых это осуществилось. Среди перечисленных «важнейших общественных сооружений», большинство построено по его проектам. Он был первым архитектором, который придал существующей застройке города европейский облик. Можно с уверенностью сказать, что без учета творчества Д. Скудиери невозможно рассмотрение архитектуры XIX века как Тбилиси, так и Грузии. Он внес свой значительный вклад не только в архитектуру, но и в определенной степени и в культуру Грузии. И главное, Джованни Скудиери несмотря на свою трагическую судьбу, все же достиг того к чему он, видимо, стремился, «показать свое усердие и способности», заняв достойное место, как один из выдающихся архитекторов Грузии.
В книге при цитировании документов XIX века сохранена стилистика оригинала.
Джованни Скудиери, по национальности итальянец, один из наиболее выдающихся архитекторов Грузии. По его проектам в Тбилиси было построено много зданий и сооружений. Им составлены проекты планировки города, которые определили дальнейшее развитие Тбилиси. По сути дела он был первым архитектором, который придал существующей городской застройке европейский облик. Д. Скудиери трагически погиб в Тбилиси в 1851 г. Можно с уверенностью сказать, что без учета творчества Д. Скудиери невозможно рассмотрение архитектуры XIX века как Тбилиси, так и Грузии. Он внес свой значительный вклад не только в архитектуру, но и в определенной степени и в культуру Грузии.
|
