Он сыграл около пятидесяти ролей в кино и почти шестьдесят – в театре. У него не было конкретного амплуа, за искусство перевоплощения в самые различные образы ему дали имя «Великий лицедей». Жена актера считала лучшей его ролью Монахова в горьковских «Варварах», сетуя, что «она, как и многие другие удачи, не сохранилась в записи». Зато есть запись спектакля, где он сыграл свою знаменитейшую роль, которая ввела его в историю мирового театра, восхищая людей во всех концах планеты – роль пегого мерина Холстомера. Ну, а в первом своем профессиональном театре он был любимцем зрителей в образе…Бабы-Яги. Сыграна эта роль в Грузии, в Тбилиси, и стала, как и толстовский конь, знаковой в театральной судьбе Евгения Лебедева, великого мастера импровизации. «Что такое импровизация? – говорил он. – Многие понимают ее как вольное обращение с текстом… Импровизация – это дорога, которую ты хорошо знаешь, и поэтому всегда можешь сойти с нее и не сбиться с пути. Импровизация идет от сегодняшнего дня: от партнера, от зала, от атмосферы жизни. Хоть 200-й раз играй – роль от этого не растет. Я от повторения получаю удовольствие: иногда иду на сцену и не знаю, как буду играть. Все зависит от того, каков зал, как настроены партнеры… Не жди большой роли, можешь прождать всю жизнь. Бери ту, что дают, и делай…»

«Грузинская жизнь» Бориса Пастернака стала легендой. О ней написаны тома. Но каждому новому поколению хочется причаститься к ее тайне, ощутить мощный заряд сплетения судеб, поэтических открытий, высоких возможностей человеческого духа. Создатель одного из самых ярких поэтических миров XX столетия кровно связал грузинскую и русскую культуру, он навсегда вписан в историю Грузии. Содружество Бориса Пастернака с целой плеядой выдающихся грузинских литераторов-современников подтверждено поэтическим словом и гражданским деянием. Возникло такое единство судеб, связей, дружб и творческих интересов писателей разных культур, направлений и дарований, спаянное радостью и бедой, какого, пожалуй, не было в богатейшей истории русско-грузинских взаимосвязей. Пастернак создал строки о Грузии, которые вошли в мировую сокровищницу поэзии, сделал грузинскую лирику достоянием русскоязычного читателя, который постигает душу народа через колдовские пастернаковские переводы. В годы сталинского террора Борис Пастернак, предвидя судьбу многих близких, рискуя собственной свободой, а, возможно, и жизнью, поддерживал своих друзей Паоло яшвили, Тициана Табидзе, Валериана Гаприндашвили и многих других. После гибели Тициана и Паоло русский поэт на протяжении десятилетий помогал их семьям, как бы продлевал жизнь ушедших собственной жизнью. Лишь он и Нина Табидзе до середины 1950-х продолжали верить, что Тициан может быть жив и вернется к ним.

Десятки фотографий лежат передо мной. Мужественные военные, известные режиссеры, популярные актрисы, знаменитые врачи, авторитетные ученые… Больше всего в этой коллекции снимков красивого молодого человека с тонкими чертами лица и умными, добрыми, выразительными глазами. Школьник. Студент. Жених. С первенцем на руках. За рукописью у письменного стола. С любимыми собаками. С мамой, с мамой, с мамой… Вглядываюсь в необыкновенный облик. Глубина и мечтательность в его глазах не исчезают, сколько снимков не перебирай, сколько к ним ни присматривайся. Поэтому порой взгляд кажется печальным, а ул ыбка — задумчивой. Но иногда в этих глазах пляшут самые настоящие чертики. А иногда почему-то кажется, что отчаянное одиночество, как ледяной сквозняк, пронзает кадр. Это фотографии из семейного архива Сургучевых-Такаишвили.