«Евгений Примаков – один из ведущих российских востоковедов, крупный ученый в области мировой экономики и международных отношений, в частности, в сфере комплексной разработки вопросов внешней политики России, изучения теории и практики международных конфликтов и кризисов, исследования мирового цивилизационного процесса, глобальных проблем, социально-экономических и политических проблем развивающихся стран. Активный участник международного Пагуошского движения ученых, выступающих за мир, разоружение и международную безопасность, за предотвращение мировой термоядерной войны и научное сотрудничество…» …Конечно, Евгений Примаков получил глубокое, всестороннее образование… Но покажите мне институт или университет, где учат на государственного мужа. Таковых нет. Даже в знаменитом МГИМО учат на дипломатов более или менее высокого ранга, в зависимости от способностей, качеств ума и характера. Не учат на Пушкина, не учат на Моцарта, не учат на Талейрана и Дизраэли. Ими надо родиться. И еще – не зарыть талант в землю, не растерять, не растранжирить по пустякам дарованное тебе свыше. И тогда выдающаяся личность гарантированно заявит о себе. Как это сделал Евгений Примаков в качестве государственного мужа…
Евгений Евтушенко
Евгений Евтушенко впервые приехал в Грузию еще в 1952 году, будучи тогда студентом Литературного института имени М. Горького. И был потрясен первой встречей с морем. От этого впечатления родилось очень эмоциональное, чувственное стихотворение «Море», в котором двадцатилетний поэт сравнивает встречу с морем с первой любовью. Поэтому не случайно спустя несколько лет влюбленный Евтушенко приедет со своей молодой женой, поэтом Беллой Ахмадулиной не куда-нибудь, а именно в Грузию… И уже в 1955 году в Тбилиси состоится его первый творческий вечер. Так что нет ничего удивительного в том, что грузинская тема появилась в творчестве Е. Евтушенко уже в начале его творческого пути, в 50-е годы. Ее «питательные ферменты» (по удачному определению профессора Лины Хихадзе) обогатили поэзию молодого художника слова, стимулировали развитие его таланта, поиск новых художественных решений. Тем более, что за этим поиском стоит многовековая традиция большой любви, тесного и плодотворного культурного взаимодействия двух народов, поэтического диалога…
Михаил Булгаков
Если бы сегодня всемогущий персонаж великого романа перенес своего создателя в Грузию, тот не узнал бы мест, в которых впервые побывал в 1921 году. Тогда Михаила Афана сьевича привели в Тифлис дела не только театральные. Этот город должен был стать еще и «перевалочным пунктом» на пути в Батуми, откуда начинающий писатель надеялся бежать в Турцию. Подальше от темных полос жизни, которых становилось все больше и больше… В роскошный морской курорт превратился сегодня некогда провинциальный Батуми, где Булгаков голодал, искал хоть какой-нибудь литературный заработок и уговаривал капитанов спрятать его в корабельном трюме. А в Тбилиси уже и вовсе нет основных булгаковских мест. В центре грузинской столицы исчезли два соседних здания, связанных с именем писателя. В 1921-м в одном из них – номерах «Пале-Рояль» на Дворцовой улице – он жил, в другом – Русском академическом театре – «пробивал» свое детище, а спустя семь лет пытался возобновить постановку еще одной пьесы. Теперь на их месте, соответственно, торгово-развлекательный центр «Галерея Тбилиси» и скрытое за его громадой новое здание Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А.С. Грибоедова… Но все это будет через десятиле тия после того, как Булгаков несколько раз устремлялся в Грузию, лелея радужные надежды, которым, увы, не суждено было сбыться. И в этой книге мы последуем за ним, чтобы увидеть, что привело его в эту страну, как жил здесь Михаил Афанасьевич, что связывало писателя с ней. Так что не удержусь: «За мной, читатель!»
Вера Церетели
…Небольшой тихий дом, утопающий в зелени, в тбилисском районе Вера. Несколько деревянных ступенек – и ты попадаешь в особую атмосферу уюта и гостеприимства. Добро пожаловать! Каких только интереснейших людей не видели и не слышали эти стены… Литература и театр, музыка и изобразительное искусство, политика и экономика – о чем только не говорили собиравшиеся здесь гости, привечаемые радушными, хлебосольными хозяевами! И, наверное, не случайно именно в этом «убани» обрела однажды свой тбилисский дом москвичка Вера Александровна Макарова-Церетели. А произошло это несколько десятилетий тому назад – в 1975 году… Если назовешь театралу или человеку, имеющему отношение к театру, имя Веры Церетели, реакция последует незамедлительно: «О, это профессионал своего дела, мастер!» Для каждого, кто интересуется сценическим искусством, культурой, публикации Веры Александровны – действительно эталон мастерства! То, что выходит из-под ее пера – это, как правило, образец журналистики и театральной критики. Поэтому изучение ее работ, рецензий – замечательная школа для начинающих писать о театре…
Валерий Харютченко
«Однажды со мной приключилась детективная история, которая вполне могла закончиться летально. В критическую минуту я ощутил пронзительную тоску, и только одна мысль билась в моем мозгу. А была она о театре. О том, что я еще ничего не успел сделать и уже, как видно, не сделаю. Но не тут-то было. Как живительный источник, энергия театра встряхнула меня, и, подавив предательскую дрожь в коленках, я вступил в психологический поединок. И победил…, а утром снова была репетиция, а вечером – спектакль». Эта история, рассказанная ведущим актером Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А.С. Грибоедова Валерием Харютченко, очень показательна, потому что дает представление о его отношении к своей профессии. Некоторые считают это любовью, граничащей с фанатизмом. Для Валерия такая позиция – норма!
4 февраля – день памяти Гуранды Габуния
4 февраля – день памяти Гуранды Габуния (1938-2019), Народной артистки Грузии, лауреата премий им. К. Марджанишвили, им. М. Туманишвили, им. В. Анджапаридзе. Ее по-прежнему очень не достает. Слабым утешением может служить то, что мы успели устроить ей несколько больших праздников, порадовать, а в итоге, видимо, продлить жизнь – это спектакль «Вишневый сад» в постановке Андро Енукидзе в театре Грибоедова, это гастроли «Вишневого сада» в Москве ( в Театральном центре «На Страстном»), в Херсоне (Международный театральный фестиваль «Мельпомена Таврии»), по городам Грузии, это творческий вечер Гуранды в Московском Доме актера, это празднование 60-летия ее творческой деятельности, которое прошло на сцене Грибоедовского, это празднование ее 80-летия… А начиналось все в Сухуми. Гуранда родилась в театральной семье. Отец, Георгий Габуния, был артистом, режиссером, драматургом, художественным руководителем Сухумского драматического театра. Мама, Тамара Макарашвили, – ведущей артисткой того же театра. Казалось бы, судьба Гуранды была предрешена, но она, к удивлению окружающих, даже не думала о сцене. С раннего детства девочка обожала танцевать и мечтала о карьере балерины. «Мои самые трепетные воспоминания детства и юности связаны с Сухуми, – рассказывала Гуранда Георгиевна. – Я не могу забыть теплые, дружеские отношения между грузинами и абхазами. Как не вспомнить «собачий» пляж, где родители купали нас в море, а рядом бегали и плескались собаки. Знаете, как я научилась плавать? Соревнуясь с собаками. Никогда не забуду бутафорский цех Сухумского театра, забитый самыми разнообразными театральными предметами, рояль, на котором я засыпала, не дождавшись окончания спектакля, в котором играли папа и мама, балетную школу Гореловой при Сухумском музыкальном училище, где я приобщилась к хореографическому искусству, свои первые детские роли на сцене…». А потом в Сухуми приехал легендарный ансамбль Игоря Моисеева, и юная танцовщица показалась знаменитому хореографу. Представьте себе, Моисеев захотел взять ее в свой коллектив. Но Георгий Габуния был категоричен – ни за что! И Гуранда на протяжении пяти лет танцевала в национальном ансамбле Сухишвили-Рамишвили. Но наследственность все же взяла свое. Гуранда с блеском сдала вступительные экзамены в Тбилисский театральный институт и поступила на курс к Дмитрию Алексидзе. Первый курсовой спектакль «Где тонко, там и рвется» И. Тургенева, в котором Гуранда сыграла главную роль, поставил молодой режиссер Роберт Стуруа. По окончании института Гуранда Габуния служила в театре Руставели, в театре Санкультуры, где Лили Иоселиани набирала молодых перспективных артистов, в основанном Гигой Лордкипанидзе Руставском театре. С 1975 года до последнего дня Гуранда хранила верность театру Марджанишвили и оставалась его ведущей актрисой. Гуранда Габуния была актрисой редкого дарования. Ее отличали утонченный артистизм, взрывной сценический темперамент, исключительный профессионализм. Актерский диапазон Гуранды – невероятен, ей одинаково блестяще удавались и героические, и драматические, и романтические, и лирические, и характерные роли. Судите сами: Маргарита в «Празднике одиночества» В. Коростылева, Асмат в «Что скажет народ» Р. Табукашвили, Долли в «Анне Карениной» Л. Толстого, Селия Пичем в «Трехгрошовой опере» Б. Брехта, Баронесса в «Бароне Мюнхгаузене» Г. Горина, Гонерилья в «Короле Лире» и Клеопатра в «Антонии и Клеопатре» Шекспира, Клара в «Соломенной шляпке» Лабиша, Роксана в «Сирано де Бержераке» Ростана. И так далее, и так далее… Как ей удавалось идеально сочетать в одном образе страсть, ярость, резкость и в то же самое время – филигранное чувство меры? Это осталось ее личной профессиональной тайной. Что далеко ходить за примером? В культовом советском фильме «Экипаж» она сыграла крохотную роль пассажирки самолета. Габуния появилась на экране всего на несколько секунд. А запомнили ее все – с таким накалом она сыграла свой эпизод. Очень эмоциональная, общительная и темпераментная Гуранда была, казалось бы, полной противоположностью своему мужу – молчаливому, сдержанному (и при этом чрезвычайно вспыльчивому) Отару Мегвинетухуцеси. Они познакомились в театральном институте, расписались, когда Гуранде было 19 лет, и счастливо прожили вместе больше полувека. Когда Отара не стало, на Гуранду было страшно смотреть. Даже самые близкие не знали, как утешить, как успокоить, чем порадовать… Выход нашел младший друг Отара, который всегда гордился своей дружбой с великим актером, – Бидзина Иванишвили. Он попросил Николая Свентицкого как можно скорее сделать театральный проект специально для Гуранды Габуния. Свентицкий, как известно, человек, который все понимает сразу. И он придумал не просто проект, а своего рода театральную сенсацию. Режиссер Андро Енукидзе написал и поставил собственную сценическую версию «Вишневого сада». И на сцену русского театра в роли Раневской вышла актриса истинно грузинского темперамента и экспрессии. Подобный опыт в истории Грибоедовского уже был. Когда-то на этой сцене блистали Верико Анджапаридзе и Отар Коберидзе. Гуранда Габуния продолжила экспериментальную линию соединения двух театральных школ. Но она сделала это по-своему, неповторимо. А неповторимость ее в том, что она, как очень немногие, умеет сочетать трагизм и иронию, пафос и простоту. И во всей силе проявила это дарование в роли Раневской. У спектакля «Вишневый сад» сложилась счастливая судьба. Он не только собирал неизменные аншлаги в Грузии, но и триумфально гастролировал. На Международном театральном фестивале «Мельпомена Таврии» в Херсоне Г. Габуния была награждена призом в номинации «За преданное служение театру», а после показа спектакля в Москве, в Театральном центре «На Страстном», зрители аплодировали ей 18 минут! И, конечно, специальным показом именно этого спектакля в Грибоедовском отметили 60-летие сценической деятельности любимой актрисы. «Ставя этот спектакль, – говорил Н. Свентицкий, – мы хотели внести очень светлую, красивую страницу в историю нашего театра. И это случилось. Мы счастливы, что на нашей сцене играла Гуранда Габуния, выдающаяся грузинская актриса и при этом – человек русской культуры».
Валентин Никитин
Трудно писать об ушедшем друге. Наплывают воспоминания, слышится голос, видится живой человек, а нужно собрать и осмыслить факты. Не стоит говорить о том, что выпала честь писать о друге и об особой ответственности, это очевидно и не высказать словами. Близкие и все, кому довелось общаться с Валентином Никитиным, ощущали его необычность, непохожесть и восхищались особой душевностью, дружелюбием, редкостной разносторонностью. Кончина его стала словно мистическим прощанием с родной Грузией. Но масштаб личности, научного и литературного наследия стал осознаваться после его внезапного ухода из жизни, и значение деятельности Валентина будет еще не раз рассматриваться, еще отзовутся его различные начинания, дела и исследования. Может, каждый из нас, кто был близким, постиг лишь небольшую толику его многомерной жизни… Мы отдаем дань другу и удивительной личности. Валентин Никитин не был всенародно известен – редко бывают широко популярны поэты-философы и ученые. Но круг тех, кто знал и ценил его, огромен, он включает людей из самых разных областей жизни. Валентин Никитин оказал влияние на становление многих, с кем его свела судьба. Этой небольшой книгой мы отдаем дань памяти друга. Мы – это его друзья, поэты и ученые, общественные деятели и почитатели. И «Русский клуб», в котором у него было немало близких…
Арнольд Зиссерман
Хотелось бы выразить особую признательность Виктору Ивановичу Комисарчуку – жителю Тбилисского района Краснодарского края, который когда-то заинтересовавшись происхождением названия хутора Зиссермановский, открыл для себя незаурядную личность А.Л. Зиссермана и настолько впечатлился ею, что изыскания жизни и деятельности Арнольда Львовича превратились в увлечение всей его жизни. Он прочел мою статью в русско-австралийской газете «Единение», в которой я описывал свою поездку на родину (в частности, в Лутовиново) в 2008-м году. Завязалась переписка. До того, как я начал переписываться с Виктором Ивановичем, я даже не знал о существовании хутора Зиссермановского, и это было для меня радостной новостью. Благодаря Виктору Ивановичу получил много новых данных о своем прадеде, о Тбилисском районе Краснодарского края. Моя семья, состоящая из моего отца Николая Владимировича Зиссермана, меня, двух моих братьев и бабушки – матери моей мамы, в 1957 году переехала из Китая в Австралию.
Анна Антоновская
Девушка стояла как завороженная. Таких историй она не слышала никогда. Но и рассказчиков, подобных этому пастуху, ей не приходилось встречать: худощавый, загорелый, с неукротимым огнем воина в глазах, так воодушевленно и красноречиво повествующий о «событьях старины глубокой», о героизме соотечественников. Он не скрывал своего восхищения перед исторической личностью, пожалуй, самого неоднозначного грузинского полководца – Георгия Саакадзе. Можно было подумать, что этот пожилой мужчина стоял на импровизированной сцене (это было небольшое возвышение под раскидистыми ветвями деревьев монастырского сада), а декорацией ему служили великолепные горы Самцхе-Джавахети и один из самых древних храмов Грузии – мужской монастырь Сапара, утопающий в зелени (отсюда и название – от грузинского слова «дапарули» – спрятанный, скрытый) и славящийся с незапамятных времен особенным вином, которым монахи щедро потчуют своих гостей. Заметив, что его рассказ вызывает 6 неподдельный интерес в русской гостье, старец продолжал говорить, театрально опираясь на пастуший посох, в небрежно накинутой на плечи бурке, а молодая женщина – начинающая писательница Анна Антоновская (в то время пока еще Анна Венжер) – внимала, не отрывая глаз от его лица. Это был 1908 год – с тех пор, как пишут исследователи творчества Антоновской, она начала собирать в разных регионах Грузии предания и народные сказания о Георгии Саакадзе…
Георгий Товстоногов
Однажды Товстоногов сказал: «Мания величия, мания величия! Вы заметили, кругом мания величия. Каждый — властитель дум, никак не меньше! Я помню времена, когда собирались вместе в ВТО Таиров, Алексей Попов, Сахновский, Судаков, Хмелев, Лобанов. Абсолютно были доступные люди, держались просто — с нами, школярами; никто не ходил надутый. А сейчас посмотришь — гении! Это знак безвременья, что там ни говорите. Безвременье рождает манию величия!» Последний великий режиссер ХХ века, он очень хорошо знал себе цену. Обладал абсолютным режиссерским даром и совершенным характером главного режиссера. Был ли он величав? О да! Страдал ли манией величия? О нет! «Гога внушал к себе почтение, — писал Анатолий Гребнев. — Я почти не встречал людей, которые были бы так естественно ограждены от всякой фамильярности и амикошонства, как он, Гога, даже когда с ним говорили на «ты». Власть режиссера сквозила во всем его облике. Он был режиссером. Он им родился. Даже не знаю, что было бы с ним, родись он в прошлом веке, когда еще не было такой профессии».