Колхида, древнейшее царство на берегу Черного моря, была первым государством, расположенным на территории Грузии, в ее западной части, образованным племенами колхов. В античном мире считали, что эта далекая и загадочная земля находится на краю света и солнце садится именно в Колхиде, а правят в ней потомки бога солнца Гелиоса. Туда за золотым руном отправились аргонавты, в горах Колхиды был прикован титан Прометей. Колхида, называемая ныне Аджарией, когда-то была малозаселенной окраиной Османской империи, царством болот. Вот как ее описывал великий Константин Паустовский в повести «Колхида»: «Вся страна представляет собой зеркало болот. Откуда здесь болота? Прежде всего – нет стока. Потом вечные дожди и переливы рек через берега. Страна плоская как тарелка… Из-за болот здесь страшная бедность растительных форм: ольха и опять ольха, будь она проклята! …

«Я вижу лица, множество лиц – вас, знакомые и незнакомые, вас, прохожие, которые узнают меня по походке. Ради вас я пою, нередко из последних сил, и ради вас я готова умереть на сцене. Это моя исповедь. И все, чего я хочу, – чтобы услышавший меня сказал: «Ей многое простится, потому что она много любила», – финальные слова монолога из спектакля «Эдит Пиаф», в котором народная артистка Грузии Нелли Килосанидзе сыграла одну из лучших своих ролей. В образе Эдит Пиаф актриса выходила на сцену десятки раз, на разных сценических площадках, и на каждом спектакле проживала трагическую судьбу великой певицы как впервые, отдавая роли всю себя – любя, умирая и вновь возрождаясь из пепла в песне-исповеди. К счастью, сохранилась запись одного из последних спектаклей «Эдит Пиаф» с участием Елены Александровны. Постановка нисколько не устарела, и видеосъемка не мешает восприятию игры актрисы. Да и не игра это, а акт творческой самоотдачи. Только так и возможно, когда речь идет о жизни-горении, о глубоко искренних, эмоциональных песнях «парижского воробышка». Эдит Пиаф – Нелли Килосанидзе надолго запомнилась тем, кому посчастливилось побывать на этом исповедальном представлении, пронизанном печалью и радостью творчества.

Книга, которую вы держите в руках, завершает серию изданий «Русского клуба», посвященных выдающемуся ученому, поэту, педагогу, библиофилу, одному из ведущих сонетологов мира, профессору Тбилисского государственного университета им. Ив. Джавахишвили Константину Сергеевичу Герасимову (1924-1996). В первую книгу серии – «Возвращение» (2011) – вошли большей частью ранее не публиковавшиеся материалы из архива К.С. Герасимова – поэтические произведения, записные книжки, научные статьи, а так-же воспоминания ряда его коллег и учеников, многие из которых стали гордостью филологической науки. Издание «Возвращения» осенил своим благословением Католикос-Патриарх всея Грузии Святейший и Блаженнейший Илия II. В его слове говорилось: «Константин Герасимов… воспитал целую плеяду поколений учеников и оставил глубокий след в деле изучения русской литературы и истории книги. К. Герасимов занимался педагогической деятельностью и в Тбилисской Духовной Академии, Семинарии, и не случайно значительная часть его уникальной личной библиотеки впоследствии была передана в дар именно этим учебным заведениям. Константин Сергеевич принадлежит к высокому рангу тех избранных, чья жизнь продолжается в этом мире и после кончины, и для многих является примером добра и милосердия. Да охранит Господь его бессмертную душу и да упокоит ее в сонме праведных».

«Да, остаются книги и мосты, машины и художников холсты, да, многому остаться суждено, но что-то ведь уходит все равно!». Эти строки Евгения Евтушенко приходят на ум, когда вспоминаешь человека, который был практически первым художником, открывшим для Европы с Россией жизнь и Грузии, и всего Кавказа. Его холсты сегодня живут в самых престижных коллекциях. В одном лишь Государственном Русском музее в фонде его имени – около 1.200 единиц хранения, а рыночная стоимость полотен, написанных им в позапрошлом веке, только с 2006 по 2008 годы увеличилась на 100 процентов. Остались иллюстрированные им книги Александра Пушкина, Федора Соллогуба. И все это – при том, что сам он называл себя художником-любителем, а некоторые современники – дилетантом. «Но что-то ведь уходит все равно…». Увы, ушел в небытие после пожара Тифлисский оперный театр, полностью оформленный этим человеком. Ушли и уходят его росписи на стенах грузинских храмов. Но все равно, несмотря на безжалостность времени и людей, стены эти помнят князя Григория Гагарина.

Андрей Вознесенский ушел из жизни 1 июня 2010 года. Он скончался у себя дома в Переделкино. Ему было 77. Скорбная весть донеслась до Грузии мгновенно… Когда-то он писал о Борисе Пастернаке: «Паоло Яшвили, Тициан Табидзе и другие переводимые им мастера были ему братьями по по-этической крови. «Обнимемся, Паоло!» – это отзвук пушкинских пиров и пушкинского братства. Они обнялись в стихах. «И не кончаются объятья». И Грузия руками Иосифа Нонешвили, поэта поистине народной стихии, положила в день похорон цветы на гроб Пастернака». Вместе с Нонешвили проститься с Пастернаком пришел поэт Михаил Квливидзе… Через 20 лет, в 1980 году, Андрей Вознесенский белыми розами попрощался с Иосифом Нонешвили, своим старшим братом и другом. Еще через 30 лет, на могилу Вознесенского на Новодевичьем кладбище никто из его грузинских друзей не смог положить роз… Да и как это было сделать? После августа 2008 года границы были закрыты, а дипломатические отношения между Грузией и Россией прерваны. Страны разделил жесткий визовый режим.

По вечерам кажется, что Тбилиси способен ворожить, творить чудеса. Когда исчезает поток машин и закрываются шумные магазинчики, в неярком свете фонарей распрямляются, как в стародавние времена, поникшие дома. Исчезают со стен морщины трещин, обретает былое великолепие литье решеток и перил, преображаются подъезды, которые некогда были воистину парадными. Того и гляди, подъедут к ним экипажи на дутых шинах и важный швейцар торжественно распахнет массивную дверь… Вот, скажем, у этого дома в старинном районе, на углу Леонидзе и Мачабели. В прошлом веке мы сказали бы: на углу Сололакской и Сергиевской. Именно так оно и происходило в самом начале того века, а точнее, в 1900 году. Фамилия семейства, выгружавшего вещи, чтобы поселиться в доме (тогда он назывался просто: «дом инженера Мирзоева в Сололаках»), никому не была известна в Тифлисе. Разве что, только чиновникам местного отделения «Северного страхового общества», куда из Питера перевелся глава семьи. И была эта фамилия – Гумилевы. А самому младшему ее носителю – Николаю – Тифлис наворожил удивительные преображения.

Павел Борисович Луспекаев ушел из жизни 45 лет назад. Он прошел адовы муки тяжелейшей болезни. Покинул сцену, которая была его счастьем. Не успел увидеть, как дочь стала взрослой. Умер, не дожив трех дней до 43 лет. Всего-то 43-х… Ушел. И остался навсегда. Для тбилисцев огромная честь и гордость, что Павел Луспекаев семь лет прослужил актером Тбилисского государственного русского драматического театра имени А.С. Грибоедова. Очевидцы-зрители с неослабевающим волнением рассказывают о его невероятном обаянии и фантастической энергетике. Коллеги по сей день восхищаются луспекаевской органикой, способностью к мгновенному перевоплощению, редчайшим свойством обнаруживать правдивое и в то же время нестандартное понимание любого образа.

«Тифлис город до того мне во всех отношениях симпатичный, что я многу только поощрять всякого, желающего туда водвориться». Это слова Петра Чайковского о главном городе края, который сыграл огромную роль в его судьбе. Связь и творчества, и всей жизни великого русского композитора с Грузией настолько тесна, что выделяется даже на уникальном фоне русско-грузинских культурных взаимоотношений. А ведь ее могло бы и не быть. Грузия вполне могла стать в биографии Чайковского местом, где он просто побывал проездом или раз-другой выступил перед публикой. К счастью, как известно, история не терпит сослагательного наклонения. И Петр Ильич смог открыть для себя Грузию после того, как в 1885-м из Москвы в Тифлис переводится прокурором Тифлисской судебной палаты Анатолий Ильич – его брат. …Если жителей старинного тбилисского района Сололаки спросить о тамошних достопримечательностях, они обязательно назовут среди них ветшающий дом номер16 в конце крутой улочки, поднимающейся к горе Мтацминда. На его треснувших стенах – доска, полустертая надпись которой «говорит о славе прошлой и том», что в 1890 году здесь жил Чайковский.